Экзистенциальная пустота. Логотерапия - что это

Эта статья - обзор экзистенциального подхода к психотерапии и показательных ситуаций из моей практики вызвала в свое время хороший отклик у опытных коллег, а один экзистенциальный терапевт даже спросил моего разрешения использовать ее в качестве обучающего материала.

Наталия Гжебик.

Человек обращается к экзистенциальному психологу, когда ощущает, что в его жизни что-то идет «не так». Он может говорить о полной запутанности жизни, или, наоборот, о пустоте, в которой «ничего не происходит».

В самом начале работы многие клиенты склонны связывать такие переживания с недостаточным развитием определенных личностных качеств или наличием «плохих привычек», от которых намерены освободиться с помощью специалиста.

Лишь намного позднее в терапии человек начинает осознавать, что ощущение полноты жизни в большей степени связано со способом бытия в мире , нежели с личностными характеристиками.

Акценты в экзистенциальной терапии

Р. Кочунас говорит, что экзистенциальная психотерапия сконцентрирована именно на жизни клиента, а не на его личности . Специалист, работающий в данном направлении, не считает, что клиенту во что бы то ни стало необходимо измениться.

Вместо развития слабых личностных сторон и поиска «своего Я», экзистенциальный психолог предлагает человеку глубоко исследовать его жизненную ситуацию , осознать и укрепить индивидуальный способ взаимодействия с задачами жизни. Таким образом, терапевтические изменения появляются, когда человек видит целостность своей жизненной ситуации.

М. обратился к групповой психотерапии, потому, что ощущал общую жизненную неудовлетворенность, которая выражалась в безразличии ко всем занятиям, несмотря на их изначальную привлекательность. Он имел разнообразный профессиональный опыт, но в возрасте тридцати девяти лет все еще сомневался в том, «кем он будет, когда вырастет». Говорил об отсутствии включенности в работу и общение, и объяснял свою трудность нерешительностью.

Поскольку психотерапевтическая группа представляет собой некую модель мира, в которой каждый человек проявляет себя характерным для него в реальности способом, то участник постепенно формирует в группе свою реальную жизненную ситуацию, и с помощью других участников исследует возможные жизненные направления.

Перед вступлением в группу М. хотел получить от меня как ведущей гарантию того, что участие принесет ему пользу в виде освобождения от заявленной трудности.

В процессе работы участники группы заметили, что М. избегает взаимодействовать с другими, как - будто ожидает, что группа обратится к нему лично. Мы увидели, что М. преодолевал свою «нерешительность» в ситуациях, которые зашли «в тупик» и требовали экспертной оценки. В такие моменты М. оживал и с готовностью использовал свой сильный ум, чтобы снизить напряжение в ситуации. Но после того, как конфликт сходил «на нет», М. терял интерес и апатично наблюдал за жизнью группы до следующего острого момента.

Участники помогли М. исследовать ситуацию, которую он создал для себя в группе. Нам стало ясно, что М. тратит огромные внутренние силы на то, чтобы понять, "как все устроено" в группе/ в жизни: какие групповые/жизненные направления более перспективны, чем они могут быть полезны ему лично, имеет ли он право включиться во взаимодействие, если не до конца понимает ситуацию и не способен активно участвовать в ее разрешении.

М. осознал, что старается избежать чувства вины, которое неизбежно возникло бы, если бы он решил включиться в ситуацию не имея четких ориентиров. И ощущал сильное напряжение и дискомфорт, когда опыт другого человека в группе затрагивал его чувства. Внутренняя борьба, которую вел М., почти не оставляла возможностей для спонтанности.

Таким образом стало понятно, почему М. не ощущал жизни - в тридцать девять лет он "все еще не начал жить"! И тот факт, что он обладал мощным интеллектом (который должен был способствовать успеху в «просчете» жизни), никак не помогал улучшению его самочувствия. Для М. прояснились и базовые представления о мире, и способы его взаимодействия с жизненными вопросами, и собственноручно созданные ограничения, которые были связанны с верой в возможность полного понимания жизни, методичной подготовки к ней и получения определенных гарантий.

Так М. пережил в группе то, что называл нерешительностью. Ему предстояло проверить свои жизненные конструкты на реалистичность и внести необходимые коррективы, чтобы начать жить. М. было важно пережить ситуацию «целиком», не концентрируясь только на трудностях, но и исследуя заложенные в ней возможности.

Среди нескольких ярких моментов психотерапии М. выделил опыт завершения группы/жизни для него (формат группы предполагал «внезапное», случайное прекращение активности в группе/смерть). После исключения возможности активно участвовать в работе группы, М. страстно захотел включиться в общение. Самые важные переживания, по словам М., были связаны с осознанием того, как близость с людьми и сама жизнь «ускользает» в то время, пока он пытается постичь ее скрытый смысл.

Цели экзистенциальной психотерапии и консультирования

То, что в жизни возникают трудности - естественно, но чтобы иметь достаточно свободы для выбора своего направления, необходимо составить реальное представление о «карте местности», сопоставляя трудности жизни с ее возможностями. Поэтому, общей целью работы в экзистенциальном подходе выступает приближение к ощущению большей компетентности и свободы, когда человек способен понять значение текущей жизненной ситуации, осознать ограничения и возможности, заложенные в ней и осуществить выбор, который соответствует жизненным приоритетам и ценностям.

Э. Ван Дорцен считает, что человек ощущает свободу, когда он понимает, в какой степени жизнь зависит от него самого и осознает имеющиеся ресурсы . Настоящая вовлеченность в свою жизнь переживается как жизнетворчество, основанное на последовательном воплощении личных смыслов - в противовес ощущению «вынужденности», которое появляется вследствие узкого взгляда на жизнь.

В. вступила в терапевтическую группу в надежде понять, "чего же она хочет на самом деле?». Главная личная трудность В., по ее словам, состояла в том, что она всегда отчаянно хотела любить и быть любимой, но не была готова прилагать какие-либо усилия к этому. Обычно, действовать В. начинала только тогда, когда отношения находились под угрозой разрушения, и сильнейший внутренний дискомфорт приводил к необходимости «спасти» ситуацию. Однако чаще всего бывало уже «слишком поздно», чтобы восстановить отношения, поэтому В. переживала внутреннюю пустоту и потерю смысла.

В группе прояснилось, что В. с самого начала старается заслужить расположение всей группы, считая, что тем самым реализует собственные ценности. Мы увидели, что В. проявляла немалую активность, чтобы завоевать репутацию «души компании» и добиться принятия всеми участниками группы. В группе она поддерживала, в основном, поверхностный уровень общения, предпочитая избегать «трудных» вопросов и конфликтных тем.

Во время переживания в процессе работы группы всеобщей растерянности, В. поспешила принять на себя роль «массовика-затейника» и предложила заполнить образовавшуюся экзистенциальную пустоту с помощью исполнения восточного танца под неуверенные аплодисменты других участников. В. потребовалось около пяти минут, чтобы осознать сложившийся контекст, и ее выступление окончилось слезами.

В. поняла, что все, что она делала в группе вплоть до настоящего момента было вызвано желанием нравиться и быть всеми любимой, несмотря на то, что в самом начале групповой работы В. четко осознавала актуальные потребности и задачи своего участия в группе. В. предпочла проигнорировать собственные нужды и цели психотерапии/жизни в угоду достижению расположения и подтверждению того, что она достойна любви.

Во время исполнения танца В. пришлось увидеть, как «глупо она расходует силы и время», развлекая окружающих и увеличивая бессмысленность в собственной жизни. В. стала понимать, что действовала «не в том направлении», в котором по-настоящему хотела действовать. Вместо усилий честного и открытого самовыражения в присутствии других людей она расходовала свою жизненную энергию на то, чтобы угадать и оправдать чужие ожидания.

И. Ялом подчеркивает, что на определенном этапе групповой психотерапии люди начинают понимать, что жизненные ситуации других участников во многом отражают их собственные трудности. Несмотря на то, что человечество постоянно развивается и каждый из нас уникален, люди сталкиваются с вопросами существования, одинаковыми во все времена.

Рассматриваемые в экзистенциальной терапии темы

Такие базовые вопросы жизни как рождение и смерть, свобода и необходимость, одиночество и зависимость, смысл и пустота - принципиально неразрешимы, но через осмысление этих категорий человек способен почувствовать себя по-настоящему живым . Поэтому, в процессе работы экзистенциальный психолог уделяет особое внимание исследованию общечеловеческих вопросов.

Во время психотерапевтических встреч рассматривается прошлый жизненный опыт, текущее положение дел, а также, желаемое и возможное будущее . Осмысление прошлого опыта приводит к пониманию того, что придает человеку ощущение полноты жизни, анализ текущей ситуации позволяет оценить степень удовлетворенности жизнью, а исследование последствий альтернативных возможностей будущего способствует выбору направления и определению приоритетов.

Процесс экзистенциального консультирования и психотерапии состоит в неспешном размышлении и выражении своих побуждений, желаний, намерений, ценностей и смысла, отношения к жизни в целом . Во время такой работы экзистенциальный психолог отражает способ бытия клиента в «здесь и-сейчас» терапевтической встречи: что человек делает со своей жизнью, каким образом сам себя ограничивает, какую часть правды упускает и как пытается преодолеть дискомфорт.

Психолог старается понять, каким образом его клиент "отвечает" на базовые вопросы человеческого существования, насколько полно он присутствует в своей жизни и что является препятствием к большей вовлеченности в жизнь. Разумеется, данные аспекты трудно прояснить напрямую.

Инструменты исследования в экзистенциальной терапии

Раскрытие характера присутствия человека в жизни осуществляется путем внимательного исследования особенностей взаимодействия клиента с психологом в индивидуальной психотерапии или с другими участниками в терапевтической группе: как человек строит отношения с другими людьми, как понимает их роли, чего ожидает, каким образом выбирает тему для внутреннего исследования и какие задачи ставит перед собой в общении?

Понимание переживания «бытия с другими» раскрывает не только способ отношений со значимыми для клиента людьми, но и характер его «пребывания с собой». То, как человек проявляет себя по отношению к психологу в индивидуальной работе и к участникам группы, отражает ведущие принципы его отношения к себе и миру.

Л. зашел в мой кабинет неуверенно, и в первые же минуты у меня возник образ человека, идущего по "веревочному мостику". Весь облик Л. отражал внутреннюю неустойчивость и сильный страх, но, вместе с тем, в его движениях заключалась мощная инерция, которая заставляла делать большие шаги в направлении воображаемого «берега».

Во время обсуждения целей индивидуальной психотерапии Л. рассказал мне о многочисленных потерях, о парализующей тревоге, об ощущении «тесноты» в жизни, и попросил помощи в том, чтобы «стать более уверенным и обрести твердую почву». Л. хотел верить, что это возможно.

Во время первых встреч Л. избегал смотреть на меня, его голова, чаще всего, была опущена, и он очень внимательно разглядывал пол под ногами. В отношении меня Л. интересовался, в основном, тем, что могло «объективно» отражать мою профессиональную компетентность - возраст, наличие сертификатов и опыт работы с подобными трудностями. Я стала замечать, что Л. контролирует мои попытки привнести в нашу беседу свой личный опыт, как будто старается избежать осознания, что я так же по-человечески уязвима, как и он.

Анализируя отношения со мной, Л. начал осознавать, что всю жизнь он старался «смотреть под ноги», чтобы не оступиться - от страха его мир «сузился» и стал «тесным». Перспектива «поднять голову» и исследовать реальность пугала Л., но казалась неизбежной, поэтому он решился. Он понял, что избегал близости с людьми, потому, что боялся потерять их.

Так Л. столкнулся с тем, что его на самом деле пугало и подтверждения чему он всегда избегал - никто из людей не застрахован от потери, человеческая жизнь очень хрупка, и в ней мало вещей, в которых можно быть полностью уверенным. С помощью образа, который возник у меня, когда мы впервые встретились в моем кабинете, Л. стал осознавать тот факт, что человеческое существование - «веревочный мост», и каждый из нас «балансирует над бездной » .

Экзистенциальная психотерапия по определению требует серьезных эмоциональных и временных вложений. Но человек ощущает пользу в таком предприятии, когда по ходу тщательного пересмотра своей жизни открывает новые способы взаимодействия с другими людьми и миром, определяет свою жизненную позицию и испытывает воодушевление от воплощения собственных ценностей.

Литература.

Э. Ван Дорцен. "Практическое экзистенциальное консультирование и психотерапия". Ассоциация экзистенциального консультирования. 2007 г.

Р. Кочунас. Экзистенциальная терапия в группах.

И. Ялом. Класс. 2004 г.

Можно усмотреть две основные причины экзистенциальной пустоты, поражающей человека. Первая - способность чувств “уставать”. Феноменологически это означает, что ни одно чувство не может длиться безгранично или повторяться неограниченно. Можно устать от любви, от удовольствий, от страха, даже от боли (боль притупляется…). Как говорил А. С. Пушкин, “никакое состояние не является лучшим, разнообразие благостно для души”.

Экзистенциальность переживаний означает их напряжённость, явленность, выставленность. Они выводят из небытия. Но чем они держатся и держат бытие? Только собственной энергией, которая, по-видимому, истощима. Подобно тому, как тело в состоянии неустойчивого равновесия стремится к равновесию, к покою, так и переживание из напряжённости и выявленности стремится в равновесие, в покой, в небытие, где ничто ничему не мешает быть или не быть. Это и есть усталость чувств. Она родственна (если провести эмпирическую аналогию) усталости бодрствования. Засыпание человека - впадание в небытие. По-видимому, человеку необходимо впадать в небытие, “зарядиться” там и вернуться в бытие. Это касается и каждого отдельного чувства. Будучи длительно явленным, переживание “устаёт” быть и склоняется к небытию. В средней норме угасание одного чувства сопровождается возбуждением, выявлением другого. Происходит как бы “кипение” чувств. И это - жизнь, полная значимостей; если же “кипение чувств” прекращается, жизнь опустошается, обеззначивается.

Другой источник экзистенциальной пустоты - синкретизм переживаний. Только что сказанное выше неверно понимать так, что переживания выявляются “поодиночке”, “по очереди”. Феноменальный мир переживаний многообразен и синкретичен, множество чувств сосуществуют, смешиваясь, накладываясь друг на друга, взаимодействуя. Испытывая боль, я одновременно испытываю страдание или (и) стыд в связи с этой болью. Желание чего-либо может быть смешано со страхом этого, или со стыдом, или с предвкушаемой радостью обладания и т. д. Помимо подобного “наложения”, происходят также мгновенные переключения, придающие переживаниям виртуальность . Крайним случаем является смешение и переключение взаимоисключающих переживаний: например, гнев и жалость (к про-

винившемуся ребёнку), любовь и ненависть, боль и наслаждение и т. п. В этом случае возникает особое состояние души, называемое смятением чувств, и желание разобраться в своих чувствах. “Разборку чувств” производит разум, он хочет понять: какое из противоположных чувств “настоящее”, которому отдать предпочтение? Однако мышление фантомно переживанию. Разум может оценить чувство, но не может этого сделать по законам самого чувства. Поэтому его выбор - любой! - всегда будет неадекватным. Если мы, подчиняясь решению разума, “подавляем” какое-то чувство (т.е. действуем вопреки этому чувству), то имеем какие-то следствия. И мы никогда не можем знать, что было бы, если бы мы сделали противоположный выбор. Сожаление о сделанном выборе - обычное дело в таких ситуациях. Это, однако, не значит, что “разум ошибся”. Просто у разума нет средств адекватно судить о чувствах, так как все чувства в момент их выявленности - настоящие, все они придают значимость и бытийность данностям, их окраску. Вмешательство разума - попытка переделать бытие согласно некоторым нормам. Она, однако, не может устранить кипение чувств. Значит ли это, что не следует разбираться в чувствах? Ни в коем случае, просто потому, что мы не в состоянии себе это приказать. Мышление так же реально есть, и оно по природе (о чём ниже) не может не вмешиваться в жизнь переживаний, смятение чувств неизбежно сопровождается их “разборкой”, возникает “гамлетизм” - “быть или не быть, вот в чём вопрос”. И если эта разборка продолжается долго, чувства во взаимном столкновении притупляются, как сабли в сражении. Так может возникнуть экзистенциальная пустота: объект противоположных чувств утрачивает значимость - и положительную, и отрицательную ‑ и исчезает для меня.

Итак, вместе с переживанием (при наличии переживаемого созерцания) возникает как бы “блок” в сознании: связка созерцания-переживания и эпифеномен в виде значимости. Значимость не является феноменом. Она как таковая не переживается (в гуссерлевском смысле), но она есть, наличествует в самом феномене того или другого из дуальных переживаний. Она не просто значимость, а значимость вот этого именно созерцания, т.е. она есть эпифеномен блока созерцание-переживание. В качестве эпифеномена этого блока наличествую и я как созерца-

ющий и переживающий. Именно в нём и через него возникает “чувство самого себя”. Интерпретируя Кантово понятие личностности, связанное с идеей “почитания” морального закона, М. Хайдеггер в (219) задаётся вопросом “об общей сущности чувства вообще” (поскольку “почитание” - очевидное чувство, переживание в нашей терминологии). И вот его ответ: “чувствование - это обладание чувством к..., и как таковое одновременно - себя-чувствование чувствующего. Способ, каким себя-чувствование выявляет, ... позволяет быть самости, всегда сущностным образом соопределяется характером того, в отношении чего чувствующий в себе-чувствовании имеет чувство” (219, с. 90). Это принципиальная онтологическая характеристика того, что мы рассматриваем как опыт переживания. Отметим только, что, с нашей точки зрения, себя-чувствование как самость соопределяется не характером (как у Хайдеггера), а лишь фактом чувствования к чему-либо (и даже не только к присутствию в созерцании).

Фундаментальное онтологическое значение переживаний (называя их настроениями, - тоска, радость, любовь) Хайдеггер связывает также с тем, что они “приоткрывают сущее в целом”, вызывают ощущение себя посреди сущего в целом. Это - фундаментальное событие нашего бытия (216, с. 20). Крайняя форма подобного “настроения” - ужас - ставит нас перед Ничто.

Таким образом, значение переживаний в сознании (для становления полноты и целостности сознания) заключается в том, что они наполняют сознание знбчимостями, формируют самость как ещё-не-отрефлектированное-Я. А этим определяется их экзистенциальное значение: их наличие есть действительность самочувствующего бытия в мире экзистенциально значимого присутствия. Однако в блоке созерцания-переживания ещё нет рефлексивного Я и, соответственно, противостоящего ему мира вещей и отношений. Это возможно только в цельном сознании, которое предполагает ещё и опыт мышления. Переживания образуют “значимостный горизонт” жизненного мира сформировавшейся личности.

Среди людей, исповедующих, условно говоря, «консервативные» взгляды, очень модны всякие высказывания о бездуховности современного мира, под которые они подводят практически все явления за последние лет 200. Для тех, кто не знает, суть концепции такова: долгие века в мире господствовало религиозное сознание, которое транслировало каждому индивидууму высшие метафизические и этические принципы. Благодаря этим принципам жизнь человека якобы обретала подлинные цели и смыслы. Но из-за всяческих вредоносных действий со стороны противников такого «целостного» сознания высшие инстанции утратили свой вес. Этим подпольным течениям несть числа: деисты, масоны, протестанты, атеисты в религиозной сфере; республиканцы, либералы, марксисты в политике; сторонники Картезия, Локка, Ламетри, Конта, Дьюи в науке… В скобках замечу, что практически всем этим течениям придается инфернальный, сатанинский характер – по крайней мере, обвинениями такого рода пестрит конспирология в исполнении православных фундаменталистов. Короче, был мир сакральный, сообщающий человеку подлинные цели и ценности, а потом пришли все эти апостолы модерна и создали «мир, в котором умер Бог». Тут-то якобы и начинается подлинная трагедия человечества: Бог умер, авторитеты низвергнуты, человек обречен на одиночество, «тюрьма без стен», «тошнота», «экзистенциальная пустота», «бессмысленность существования»… Так видит традиционалистская философия современный мир и современного человека.
Ваш покорный слуга всегда испытывал огромную любовь к классикам консервативной и традиционалистской мысли. Потому озвученную концепцию долгое время принимал некритично. Но вот теперь я прихожу к мысли, что все это, мягко говоря, чушь собачья. И все не так, и все не про то.
Во-первых, вызывает сомнение сама оппозиция благочестивого религиозного общества и нечестивого, порочного современного общества. Если мы трезво взглянем на христианскую мораль, которую так любят защищать традиционалисты, то мы обнаружим, что она насквозь лицемерна и чрезвычайно авторитарна. Весь так называемый Европейский нигилизм появился отнюдь не потому, что «евреи и масоны решили растлить народы», а потому что вся этика христианских обществ не что иное, как ханжество. Фридрих Ницше в «Антихристе» верно заметил, что:
«Ни мораль, ни религия не соприкасаются в христианстве ни с какой точкой действительности. Чисто воображаемые причины ("Бог", "душа", "Я", "дух", "свободная воля", - или даже "несвободная"); чисто воображаемые действия ("грех", "искупление", "милость", "наказание", "прощение греха"). Общение с воображаемыми существами ("Бог", "духи", "души"); воображаемая наука о природе (антропоцентрическая; полное отсутствие понятия о естественных причинах); воображаемая психология (явное непонимание самого себя, толкование приятных или неприятных всем общих чувств - как, например, известных состояний nervus sympathicus - при помощи символического языка религиозно-моральной идиосинкразии, - "раскаяние", "угрызение совести", "искушение дьявола", "близость Бога"); воображаемая телеология ("Царство Божье", "Страшный суд", "вечная жизнь"). - Этот мир чистых фикций сильно отличается не в свою пользу от мира грез именно тем, что последний отражает действительность, тогда как первый извращает ее, обесценивает, отрицает».
Мораль религиозных обществ ничего не имеет общего с духовностью. Она не возвышает человека и не делает его лучше в этическом смысле. Она просто вопит «не пущать», «как бы чего не вышло», «человек порочен», «без Бога нация толпа» и прочее. На самом деле, религиозная этика ничем не отличается от пошлого морализаторства. Точнее, она и есть пошлое морализаторство.
Современный мир в трудах традиционалистов описывается как мир хаоса, упадка и духовного вырождения. Ну, здесь мне не хотелось рассказывать, как наш мир на самом деле замечателен, и как много мы приобрели благодаря модерну. Просто все эти стенания являются жутким преувеличением. Я бы хотел остановиться только на одной проблеме: разобрать утверждение об «экзистенциальной пустоте», в которой якобы живет современный человек и сильно по этому поводу страдает. Традиционалисты считают, что эта самая пустота возникает потому, что вместе с Богом умирает и ценности, которые раньше освещали жизнь человека. В отсутствии старых ценностей и смыслов человеку становится невозможно найти опору в какой-либо другой духовной инстанции, и он понимает: жить не для чего, бороться не за что. Вместо Бога и морали человек получает свободу и пустоту, образовавшуюся вследствие потери религиозных ориентиров. В этой ситуации человек, согласно логике традиционалистов, не знает, что делать со свободой, потому он деградирует, духовно разлагается и сильно страдает. Короче, без Бога в душе человек не способен правильно распорядиться свободой; он теряет страх наказания, впадает во грех. Ослабление религиозности, по мысли консерваторов, приводит к потере нравственных ориентиров.
Так вот, вы знаете, я думаю, что все это ересь полная. Попробую объяснить, почему я так думаю.
Главной ошибкой традиционалистов-консерваторов-фундамент алистов является тезис о том, что «если Бога нет, все дозволено». Это просто не так. Достоевский мог так заблуждаться, все-таки он жил больше века назад. Но повторять сегодня этот тезис просто смешно. И потому что, как показывает мировая история, «если Бог есть, все дозволено» - при чем некоторым все дозволено именем Господа и во имя Него. (Примеров тысяча, но сейчас мне на ум идут разве что Торквемада да Владимир Креститель). И, как показывает история ХХ-го века, «если Бога нет, не все дозволено». В Советском обществе было множество совершенно порядочных атеистов. Для них не было нужно никакой высшей метафизической инстанции, чтобы понять очевидные нравственные истины. Вспомните своих родственников и знакомых из старшего поколения – много вам нигилистов на ум пришло?
Между нормальной человеческой нравственностью и религиозностью нет никакой корреляции. Нет, понимаете? Суть религии не в том, чтобы именем Всевышнего объяснить человеку, что надо родителей уважать, Родину защищать и не пакостничать тут и там. Религия существует для реального (не нравственного!) преображения человеческой личности. Религия – это конкретный эмпирический путь самопреодоления личности, ее возвышения, качественного роста, тотального преображения. Религия существует для этого, а не для того, чтоб человек стал семьянином и патриотом. Те же, кто и сегодня настаивает, что «если Бога нет, все дозволено» просто низводит Бога до морального уровня, забывая про метафизику.
На самом деле, вопреки мнениям традиционалистов, никакой трагедии в том, что для многих людей «Бог умер» нет, потому что
- «умер» Он не для всех людей
- оттого, что он «умер», люди не стали сильно хуже
- оттого, что он «оживет», люди не станут сильно лучше
«Ну а как же быть со всеми этими потерявшими ориентиры людьми, персонажами Сартра, Достоевского, Камю, Кафки?» - спросят защитники концепции трагичности факта «смерти Бога». «Как же быть с теми, кто действительно решил, что ему все дозволено?». Хочется ответить на это, что действительно в современном мире есть множество людей, которые никак не могут обрести смысл жизни, которые разочарованы жизнью и сильно из-за этого страдают. У них действительно образовалась «экзистенциальная пустота». И действительно, есть совершенно законченные негодяи, не боящиеся никакого возмездия за свои действия. Но разве это чисто современная проблема? Разве не было во все времена – начиная с Экклезиаста какого-нибудь – всяких меланхоликов-страдальцев? Что, это проблема появилась только в Новое Время? Ну раньше, лет 1000 назад они сидели в замках своих, пили вино, тосковали, слонялись с места на место. Или бродили по городам и весям со скорбными лицами. Или в скит уходили. Или в секты там разные записывались. Меланхолия – это тип темперамента, а темперамент биологически детерминирован, потому не надо все валить на нигилистов. Просто современный мир не утешает меланхоликов и мизантропов, не хочет им помогать в обретении смыслов и целей. С другой стороны, современный мир никому дверей к обретению внутренней гармонии не закрывает.
Вообще, все эти стенания современных страдальцев об «ужасе существования в этом страшном мире» выглядят совершенно омерзительно. Обычно такие разговоры исходят от физически здоровых и отнюдь не голодных людей. Им просто невдомек, что рядом с ними живет множество не богатых и не очень здоровых людей, обиженных судьбой куда больше, чем все эти страдальцы. Но первые живут, радуются, работают, рожают детей, борются с неприятностями и не парятся по поводу мировой скорби. Я считаю, что это совершеннейшее свинство – жаловаться на мир и на жизнь, когда вокруг столько всего, чему можно радоваться, столько того, чему можно служить, столько тех, кому повезло куда меньше и кому можно помочь. Почему же тогда традиционалисты предъявляют нам этих страдальцев в качестве доказательства несовершенства мира? Честно ли это?
Подводя итоги, надо сказать следующее: так называемая «смерть» Бога должна рассматриваться как исключительное благо, потому что:
- этот Бог навязывал миру ложные ценности;
- человек получил свободу выбора и Бога, и моральных принципов;
- выдающиеся люди смогли достичь таких духовных высот, каких они никогда не достигли бы в религиозном обществе; только свобода от церковного диктата может рождать таких людей как Ницше, Эвола, Хайдеггер, Шпенглер;
- люди гармоничные сохраняют себя, воспроизводят в самих себе традиционную мораль, опровергая тезис о связи религиозности и нравственности.
Короче говоря, господа традиционалисты, негоже вам сказки рассказывать про чувства «богооставленности», «пустоты», «бессмысленности современного бытия», приводя в пример людей с извращенной жизненной философией. Выборка из смердяковых, зиловых, мерсо (и прочих сильно обмельчавших печориных) как минимум не репрезентативна. Нормальному человеку не нужен Бог для осознания того, что есть честь, благородство, совесть, добродетель и т.д. И как бы нам не нравился современный мир, надо честно признаться – светское общество с присущей ему светской этикой куда более привлекательно, чем его клерикальный аналог. А что до морального облика людей… В массе своей, думаю, они «напоминают прежних». И свобода их не испортила. К счастью.

Нет, это не про ту пустоту, которая депрессивна, и которая отдает отчаянием и бессмысленностью.

И не та пустота аддикта, которая требует немедленного наполнения все равно чем - никотином, алкоголем, наркотиками, покупками или отношениями. И не та пустота нарцисса, которая никогда не будет заполнена, потому что все обесценивается. И не та пустота пограничника, которая требует непременного проективного слияния. Это пустота достижения, когда та цель, которую я ставила себе на протяжении последних 3-х лет, достигнута. Это про то, что после госов еще где-то на протяжении полугода маячил диплом. А теперь все - диплом получен, отмечен, и лежит в правом верхнем ящике письменного стола, там, где лежит его предшественник. Больше не будет сессий, встреч с группой, новых преподавателей и предметов, экзаменов, наших с Надей обедов, если не в «Золотой долине», так в «Восток-Западе», чая на переменах в кухне внизу, разговоров про жизнь и не только, чувства общности. И это не только про печаль и грусть, и горевание о том, что как бы я не обесценивала, это был один из самых важных этапов в моей жизни. Это еще про то, что есть новая работа, другие группы, супервизия, личная терапия, поиск клиентов и новые отношения. Про экзистенциальную пустоту - это я схавала интроект Р-ва, он на последней встрече на защите диплома сказал, что, де-мол, ждите ее в гости. Я подождала немного, и где-то в середине декабря она появилась. Это старая запись, от 17.12, я просто ее тогда не закончила. Сейчас эта мысль про экзистенциальную пустоту уже ушла, но нет и нет, появляется щемящее чувство грусти, когда я еду мимо тройки, нашего аудиторного комплекса или вижу в Одноклассниках профайлы моих преподавателей или общаюсь с подругами с младших курсов. На самом деле последние 4 сессии дались мне с большим трудом - было уже и скучно и висели учебные долги и умерла Джоя на одной из предпоследних сессий и было много других учебных групп помимо. Но самое, наверное, важное, это качественный прорыв, который произошел за последние полгода благодаря работе, супервизии и личной терапии. Экзистенциальная пустота сменилась уверенностью, что не боги горшки обжигают и что все рано или поздно получится. Сейчас я удивляюсь себе, той 29-летней, которая не побоялась бросить работу, и с головой уйти в новое. Сегодняшняя я, наверное бы, испугалась. А еще если бы не поддержка моей мамы, я бы не справилась. Учеба действительно была тяжелой, и госы и диплом и третий курс, который говорят, у оргов совсем халява. У меня была идея пойти учится на клинического психолога в мед, т.е. такое обучение, которое дает возможность работать с более нарушенными клиентами и в медицинских учреждениях. Но пока решила повременить, осознать, действительно ли мне это нужно или я в очередной раз заполняю очередную экзистенциальную пустоту.