https://www.сайт/2018-01-22/vydayuchiysya_fizik_mihail_kacnelson_stal_laureatom_chelyabinskoy_premii_olega_mityaeva

«Если наука загнётся, мы все умрём»

Выдающийся физик Михаил Кацнельсон стал лауреатом челябинской премии Олега Митяева

Михаил Кацнельсон

В воскресенье в челябинском театре драмы им. Наума Орлова состоялась XIV церемония награждения лауреатов премии «Светлое прошлое» — уникальное мероприятие, аналогов которому нет в других регионах России. Уникален и приз — каждый номинант (а ими становятся уроженцы Южного Урала, добившиеся выдающихся успехов) получает статуэтку кентавра работы Эрнста Неизвестного. Лишь две работы скульптора послужили прототипом для наград: отечественный телевизионный «Оскар» — ТЭФИ и… челябинское «Светлое прошлое». Основателем и главным вдохновителем премии является народный артист России Олег Митяев, чей «Изгиб гитары жёлтой» стал негласным гимном всей бардовской песни.

В этом году, помимо известных и всеми любимых деятелей культуры, в число номинантов вошли и люди, практически неизвестные за пределами своего профессионального круга..

— Олег Григорьевич, скажите честно: следующая, 15-я премия состоится?

— У меня нет никаких сомнений. Она состоится при любой погоде и при любых раскладах. Прости нас, Господи, если что, но мне кажется, премия будет продолжаться всегда, её судьба уже от нас не зависит. Было бы глупо прекращать вручение премии, имея четырнадцатилетний опыт проведения этого праздника и принесения пользы землякам. Этот опыт должен только расширяться.

— Насколько я понимаю, это не только 14 лет праздника, но и 14 лет борьбы. Насколько нынешние власти региона помогают вам по сравнению с предыдущими администрациями?

— Надо сказать, что обстановка в области меняется вместе с ситуацией в стране. Было другое время, были спонсоры, мы прилетали и привозили всех гостей на чартерном самолёте. Потом ситуация изменилась. Власть подключилась не сразу, но всё-таки теперь её помощь вполне ощутима. Однако без спонсоров не обойтись, а их, к сожалению, всё меньше и меньше.

— А вы не думали о краудфандинге? Это модное слово обозначает открытый сбор средств. У нас так джазовые концерты организуют.

— (с интересом) Пока не думал, но это тема. Знаете, сейчас Пускепалис (Сергей, звезда фильма «Как я провёл этим летом», один из номинантов на премию «Светлое прошлое» — прим. авт.) рассказывал, что когда был главным режиссёром Магнитогорского драмтеатра, то, обращаясь к мэру города, говорил: «Дайте нам на театр одну зарплату хоккеиста команды…» Какая там команда?

— «Металлург».

— «Металлург»! Одну зарплату хоккеиста на весь театр, и ему бы вполне хватило! Я думаю, что нам бы тоже хватило одной зарплаты хоккеиста (смеётся). Потому что работа же идет не только в эти два дня [когда вручается премия]. Работа ведётся весь год. Люди ищут знакомых, родственников, готовят материалы, ищут деньги, в том числе. Это довольно серьёзная работа для всего нашего фонда.

В Челябинске с аншлагом прошла церемония премии «Светлое прошлое»

— Скажите, а состав тайного конклава, который решает, кому вручить премию, а кому — нет, меняется год от года? Или это некий стабильный костяк?

— К сожалению, мы теряем людей. Нет уже с нами замечательной женщины Татьяны Леонидовны Ишуковой (легендарный челябинский синоптик — прим. авт.), она была украшением конкурсной комиссии и известным человеком, которому можно было доверять. А так, да… Были несколько раз какие-то предложения пролоббировать кого-то, но они не прошли.

Понимаете, мы не можем принимать решения, исходя из популярности того или иного человека. Если бы мы ориентировались на этот параметр, мы бы никогда не сделали лауреатом физика-теоретика.

— Кстати, да, этот вопрос вертится на языке. Понятно, почему номинированы тот же Пускепалис или Паль (звезда фильма «Горько!» — прим. авт.), но как в эту компанию попал физик Кацнельсон?

— К сожалению, это решение пришлось объяснять и комиссии. Потому что без физики мы… Никуда. Знаете, если мы не понимаем чего-то, то мы должны хотя бы знать, что мы не понимаем. Фраза прошлой недели у нас была такой: «Ты должен запомнить одно: у тебя склероз».

— Вручение премии проходит на фоне довольно безрадостного информационного шума. Челябинцы последние пару лет уезжают из города кто куда. В основном из-за экологических проблем…

— Во-первых, они правильно делают. Это голос разума. После всяких выбросов и даже той информации, которую мы имеем, оставаться в городе невозможно. Другое дело, что у многих нет возможностей уехать. И что им остаётся? Им остаётся только бороться за экологию города. Я вполне понимаю этих людей и готов им всячески содействовать.

— Вы из года в год приезжаете в Челябинск, увидели ли вы какие-либо изменения в этот раз?

— Ну… (после раздумий) пока не увидел ничего, кроме температуры воздуха, скажем так. Сейчас стоит настоящая зима. Накануне мы выступали в Сочи, это такой унылый город зимой (смеётся)! А у нас снег хрустит. Пельмени. Челябинские мужики настолько суровы, что шнуруют ботинки арматурой.

сайт поговорил с одним из самых серьёзных и неожиданных (на фоне звёзд театра и кино) номинантов — физиком-теоретиком Михаилом Кацнельсоном . Он родился в Магнитогорске, недолго жил в Челябинске, окончил Уральский госуниверситет в Свердловске и сегодня является одним из светил европейской теоретической физики, с 2004 года живёт и работает в Нидерландах. В 2013 году награждён премией Спинозы (названной в честь Бенедикта Спинозы) за разработку базовой концепции и понятий, которыми оперирует наука в области графена. В 2014 году избран членом Нидерландской королевской академии наук.

— Михаил Иосифович, скажите прямо: как объяснить рядовому челябинцу, чем вы вообще занимаетесь?

— Это хороший вопрос. Давайте, я вместо ответа расскажу историю. Когда я жил в Швеции, за полярным кругом, в Лапландии, в одном местечке на границе с Норвегией дважды были школы. Это горнолыжный курорт. Мы с Сашей Лихтенштейном, с которым мы не только работаем, но и дружим с первого курса, он сейчас профессор в Гамбурге, пошли там в сауну. В это время там как раз проходил чемпионат мира по каким-то там специальным видам этого горнолыжного спорта, и там были эти спортсмены. Они задали нам точно такой же вопрос «чем вы занимаетесь?», и я не смог ответить на этот вопрос, а Саша Лихтенштейн смог.

Он сказал: «У вас есть такие чёрные электрические печки?» — Есть. — «Там такая стеклянная штука?» — Да. — «Когда ты включаешь печку, здесь горячо, а здесь холодно, так?» — Да. — «А она не трескается». — Да. — «А почему она не трескается? Потому что у неё нулевой коэффициент теплового расширения». Спортсмены сказали: «Ааа» (смеётся). Вот я — тот человек, который объяснил, почему у этого материала нулевой коэффициент теплового расширения. Иногда мы, физики, делаем что-то такое, что действительно идёт в быт.

Я много занимаюсь графеном, много занимаюсь магнитными материалами, но всё-таки пока ещё не до такой степени, чтобы то, что я сделал, пошло в быт, чтобы это непосредственно касалось каждого человека. Наша цель всё-таки — добиться более глубокого понимания свойств материалов. Я изучаю глубинные физические механизмы, которые определяют: почему этот материал хорошо проводит электрический ток, а этот — плохо, почему этот — прозрачный, а этот — чёрный, а вот этот — жёлтый, почему этот — хрупкий, а этот — пластичный и так далее. В этом цель нашей профессии. Не знаю, будет ли это понятно всем челябинцам, но это то, чем мы занимаемся.

— Вы выросли и сформировались здесь, на Урале. При этом вы повидали мир и теперь работаете за рубежом. Скажите, уральский характер — это миф, или он действительно существует?

— Я не знаю. Урал же тоже очень большой, и люди тут разные. Я вырос в Магнитогорске и частично в Челябинске, у нас тут жили родные, и я часто у них бывал. Когда мама болела и меня невозможно было оставить в Магнитогорске, я даже несколько месяцев проучился тут в школе. Потом учился в Свердловске. Это, конечно, некоторая обстановка… Не знаю, связано ли это с природой, но это — суровые пролетарские города рядом с крупными комбинатами, города с активной и не всегда безопасной уличной жизнью. Потом, я с пятнадцати лет живу вне дома, я жил в общежитии, где тоже надо было… (показывает кулак) выживать и ещё и получать от этого удовольствие. Это, конечно, меня сформировало. В хорошую сторону или в плохую, я не знаю. Боюсь, что я, наверное, немножко более агрессивен в результате, чем мне бы хотелось. Мне бы хотелось быть немного более мягким, расслабленным, уметь радоваться жизни. А вот эта жизнь, в общем-то, привела к тому, что ты должен быть постоянно собран, постоянно находиться в некотором напряжении, быть готовым постоять за себя и за своих близких. Не знаю, специфично ли это для Урала? Думаю, это специфично для городов такого типа по всему миру. Но люди, которые через эту школу жизни в детстве и юности прошли, их сразу можно заметить. И я, до некоторой степени, сам такой.

— В интервью вы довольно чётко разделяете понятия «моя страна» и «страна, в которой я работаю».

— Вы чувствуете себя в Нидерландах как в командировке? Или для вас это всё же второй дом?

— Понимаете, мне нравится жить в Нидерландах. Во-первых, это намного комфортнее. Мы с женой Мариной просто гуляем вечерами, и это очень приятно, мы получаем удовольствие. Мы приезжаем в Екатеринбург — мы очень часто бываем там — выходим на улицу, а там и машины, и шум, и грязь, и дышать трудно… Конечно, в Нидерландах в бытовом отношении комфортно. Но если это исключить, то в Нидерландах я всё-таки работаю. Физика играет огромную роль в моей жизни, без неё я был бы совершенно другим человеком, и работать в этой стране очень хорошо. В этом смысле моя профессиональная жизнь связана с моим университетом, с нидерландским научным сообществом, я там себя чувствую как рыба в воде.

Но я не могу себя заставить интересоваться нидерландской политикой, нидерландской жизнью, их культурой, мне до сих пор всё это не очень близко. Я всё время читаю новости из России и переживаю, хотя это глупо, потому что я не могу на что-либо повлиять. Потом я пишу стихи, ещё что-то — всё это на русском языке. Я обсуждаю разные вопросы, в основном связанные с русской литературой. Русский язык, русская культура, русская литература — для меня всё это бесконечно важно, и, конечно, в этом смысле я не могу сказать, что Нидерланды — моя страна. Это всё-таки место, где я работаю. Но надо сказать, что это всё-таки идеальное место для работы (смеётся). Я получил идеальные условия для работы, и я, конечно, за это очень благодарен.

— Я советский человек, окончивший советскую школу, и для меня парадоксальным и абсурдным является тот факт, что креационизм (теологическая концепция, объясняющая мир как нечто, сотворённое богом — прим. авт.) может в современном мире на полном серьёзе рассматриваться как теория, равноправная научным теориям происхождения Вселенной, жизни на Земле и так далее. Как вы полагаете, научная картина мира устоит или падёт под ударами мракобесов?

— С моей точки зрения, креационизм — это глупость, я с ним не согласен, это очевидно. Но это частный случай гораздо более общей проблемы — проблемы взаимодействия научного сообщества и общества в целом. Люди не понимают, что мы делаем. Это действительно непросто объяснить. К моему великому сожалению, многие мои коллеги — поскольку для науки нужны деньги, нужна какая-то популярность — идут по лёгкому пути, преувеличивают достижения, преуменьшают трудности, иногда запугивают: «на нас летит метеорит, немедленно дайте нам денег на исследования, и мы объясним вам, что делать, когда он упадёт». Мне это совершенно не нравится.

Есть огромный разрыв между научной картиной мира, сформированной в научном сообществе, и той картиной мира, которую общая публика воспринимает как «научную».

И здесь дело не сводится к мракобесию в том смысле, какой вы вложили в свой вопрос. Есть крайне антирелигиозные люди, искренне почитающие науку, искренне верящие в неё, но если поговорить с ними о том, что они понимают под термином «наука», становится понятно, что в голове у них такая жуткая каша, что она вообще не имеет никакого отношения к реальной науке.

Это огромная проблема. Я не знаю, как её решать. Я лично стараюсь заниматься популяризацией в разной форме, писать какие-то статьи и книжки, читать лекции и так далее. Но если общество совершенно перестанет понимать, что такое настоящая наука, как она работает и что для неё необходимо, будет питаться какими-то иллюзиями не только мракобесными, но и антимракобесными… Некоторые борцы ведь так борются с мракобесами, что вспоминается советский анекдот: «Войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется». Если эти иллюзии будут укрепляться, то совершенно деформируют представления общества о науке, в науку пойдут не те люди, которые должны туда идти, наука не будет получать необходимых ресурсов и, в конце концов, наука загнётся.

А если наука загнётся, мы все умрём. Потому что мало кто понимает, что при традиционном способе ведения хозяйства Земля семь миллиардов жителей не прокормит. На Земле живут миллиарды, потому что мы используем лекарства. Может быть, это и было глупостью начать эту гонку с бактериями и антибиотиками, но мы уже с этой иглы не соскочим. Если мы не будем разрабатывать новые лекарства — мы умрём. Если мы откажемся от всех достижений «зелёной революции» — мы умрём от голода, и так далее. Понимаете, это — очень больной вопрос.

Я чувствую, как увеличивается щель между тем, что есть наука как таковая, и тем, как её воспринимает общество. Причём это не чисто российская проблема, это — мировая проблема. Просто в России, как обычно, некоторые проблемы доводятся до конца и до абсурда.

Михаил Иосифович Кацнельсон (род. 10 августа 1957, Магнитогорск, СССР) - советский и российский физик-теоретик, доктор физико-математических наук (1985), профессор Университета Радбауда (Нидерланды, 2004).

Лауреат премии Ленинского комсомола (1988), почётный доктор Уппсальского университета (Швеция, 2012), рыцарь ордена Нидерландского льва (2011), лауреат премии Спинозы (2013).

Биография

Родился 10 августа 1957 года в Магнитогорске в еврейской семье. В 1972 году закончил физико-математическую школу № 53 в Магнитогорске. В 1977 году закончил Уральский государственный университет.

Работал заведующим лабораторией квантовой теории металлов Института физики металлов УрО РАН, доктор физико-математических наук (1985), профессор (1992-2001).

В 2002-2004 годах был приглашённым профессором в Уппсальском университете, с 2004 года живёт и работает в Нидерландах.

В 2013 году награждён премией Спинозы (названной в честь Бенедикта Спинозы) за разработку базовой концепции и понятий, которыми оперирует наука в области графена. В 2014 году избран членом Нидерландской королевской академии наук.

Основные результаты в области теории сильно коррелированных систем, физики магнетизма, графена. Участвовал в открытии киральных квазичастиц в однослойном и двуслойном графене, рипплов на графене, гидрогенизированного графена (графана), создании первого графенового транзистора. Предсказал «клейновское туннелирование», определяющее особенности электронного транспорта в графене и подтверждённое экспериментально.

Женат, имеет двоих детей. Православного вероисповедания.

Награды

• Премия Ленинского комсомола (1988)
• Рыцарь ордена Нидерландского льва (2011)
• Премия Спинозы (2013)
• Hamburger Preis fr Theoretische Physik (2016)

Библиография

• Квантовая физика твёрдого тела (в соавторстве с С. В. Вонсовским). М.: Наука, 1983
• S. V. Vonsovsky, M. I. Katsnelson. Quantum Solid State Physics. Берлин: Springer, 1989
• С. П. Шубин (1908-1938). Избранные труды по теоретической физике: очерк жизни, воспоминания, статьи. Составители С. В. Вонсовский и М. И. Кацнельсон. Свердловск: Академия наук СССР, Уральское отделение, 1991
• Магнетизм коллективизированных электронов (в соавторстве с Ю. А. Изюмовым, Ю. Н. Скрябиным). М.: Наука, 1994
• Введение в теорию относительности (в соавторстве с Б. Х. Ишмухаметовым). Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1996
• Механика (в соавторстве с Б. Х. Ишмухаметовым). Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1999
• Уставы небес: 16 глав о науке и вере (совместно с В. Ю. Ирхиным). Екатеринбург: У-Фактория, 2000.
• Крылья Феникса. Введение в квантовую мифофизику (совместно с В. Ю. Ирхиным). Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2004.
• Динамика и термодинамика кристаллической решётки (в соавторстве с А. В. Трефиловым). М.: Энергоатомиздат, 2002
• Введение в теорию элементарных частиц и атомных ядер (в соавторстве с Б. Х. Ишмухаметовым). Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2011
• Katsnelson M. I. Graphene: Carbon in Two Dimensions. - New York: Cambridge University Press, 2012. - 366 p. - ISBN 978-0-521-19540-9.

Научно-популярные статьи

• Теория Гинзбурга - Ландау // ТрВ № 42, 24 ноября 2009 года
• Проблема Кондо // ТрВ № 51, 13 апреля 2010 года
• Физика конденсированного состояния: 10 ключевых утверждений // ТрВ № 79, 24 мая 2011 года

Доктор физико-математических наук, член Нидерландской Королевской академии наук, уроженец Магнитогорска Михаил Кацнельсон многим известен благодаря исследованию свойств графена. Он стал лауреатом престижной премии Спинозы, а его книгу «Графен: Углерод в двух измерениях» во всем мире называют «графеновой Библией». Корреспонденту «АиФ-Челябинск» удалось задать учёному несколько вопросов во время его визита на Родину.

Дарья Дубровских, «АиФ-Челябинск»: Михаил Иосифович, вы большой ученый и исследуете графен. А за него, как мы знаем, вручили Нобелевку, которую получили ваши соавторы, а не вы. Почему?

Михаил Кацнельсон: Когда кому бы то ни было, дают Нобелевскую премию, всегда находится кто-то недовольный. Это портит достаточно основательно нравы и в научном сообществе, и в целом в восприятии науки. Некоторые из моих коллег считают, что без Нобелевской премии нам было бы вообще лучше, но это такое общее философское отношение. Если говорить конкретно, в данном случае, у меня нет ни малейшего сомнения, что премию дали именно тем, кому надо, и я так говорю не только потому что Андрей Гейм и Костя Новоселов мои друзья. Я искренне в этом убежден, все было максимально честно и заслужено. Видите ли, в обществе есть большое непонимание, что такое открытие.

- А как бы вы это объяснили?

Вот что значит, открыли графен? Слово ведь было уже известно давно. Понимаете, когда человек берет карандаш и пишет на листе бумаги, остается графитовый след. Иногда в этом следе миллион слоёв атомов углерода, иногда десять, иногда один. И поэтому любой, кто хоть раз в жизни писал графитовым карандашом, наверняка, создал какой-то графен. Дело же не в этом. Важно было этот, так сказать, один слой изолировать, подвести к нему контакты, начать его изучать, систематически исследовать, понять свойства, то есть ввести его в науку, сделать графен объектом научного исследования. У меня нет никакого сомнения, что манчестерская группа, особенно Андрей и Костя, действительно внесли решающий вклад в это развитие. Ну а я как теоретик в этом помог.

Из Магнитогорска вы уехали после окончания школы, в 1972 году. Расскажите про воспоминания, связанные с родным городом.

Магнитогорск, конечно, безумно значимый для меня город. До четырех лет я с родителями, которые были врачами, мотался на левом берегу Урала. Потом мы переехали на правый берег, жили недалеко от вокзала. Я до сих пор хорошо представляю себе те дворы и улицы. Отчетливо помню, как летом поехали с родителями на Солёное озеро, и по пути сломались автобусы. Мы пошли пешком, а вокруг степь, ковыль, мелкие тюльпаны. Вот это такой важный образ для меня. Помню, что страшно увлекался шахматами, на занятия ходил в Дом пионеров.

- С 2011 года вы носите орден Нидерландского льва. К чему вас обязывает звание рыцаря?

Ну никаких льгот нет, если вы об этом (улыбается). Это чисто почетное звание. Я может быть отношусь к этому излишне серьезно, но в таком качестве я стараюсь способствовать улучшению связей между Россией и Европой, особенно в сфере научного сотрудничества. Иногда со мной появляются интервью в нидерландских газетах, считаю, что это тоже вносит что-то положительное.

- Над чем сейчас работаете?

Ох, это сложно (смеётся). По-советски говоря, я завкафедрой в Университете Радбоуда (Неймеген, Нидерланды - прим.авт.). Сейчас задействован во многих проектах, связанных с графеном, много занимаюсь магнетизмом.

- А есть ли что-то для души?

Мне 60 лет и я рад, что, тьфу-тьфу-тьфу, не потерял способность осваивать и изучать совершенно новое для себя. Последние два года вкладываю душу в теоретическую биологию, меня очень интересует аналогия между биологией и физикой, использование статистической физики для проблем биологической эволюции. Это то, отчего у меня глазки горят.