Охотничьи приключения барона мюнхаузена. Энциклопедия сказочных героев: "Приключения барона Мюнхаузена" Главные герои рассказа приключения барона мюнхаузена

Маленький старичок с большим носом сидел у камина и рассказы вал о своих приключениях. Его слушали и смеялись:

Ай да Мюнхгаузен! Вот так барон!

Но он даже не смотрел на них и продолжал спокойно рассказывать, как он летал на Луну, как жил среди трехногих людей, как его проглотила огромная рыба.

Когда один из приезжих, послушав барона, сказал, что это все вы думки, Мюнхгаузен ответил:

Те графы, бароны, князья и султаны, которых я имел честь называть лучшими своими друзьями, всегда говорили, что я самый правда вый человек на земле…

Вот рассказы «самого правдивого человека на земле».

Будучи зимой в России, барон заснул прямо в открытом поле, привязав коня к маленькому столбику. Проснувшись, Мюнхгаузен увидел, что находится посреди городка, а конь привязан к кресту на колокольне - за ночь снег, полностью занёсший город, растаял, и маленький столбик оказался заснеженной макушкой колокольни. Прострелив уздечку пополам, барон спустил коня. Путешествуя уже не верхом, а в санях, барон встретил волка. От страха Мюнхгаузен упал на дно саней и закрыл глаза. Волк перепрыгнул пассажира и сожрал заднюю часть лошади. Под ударами кнута зверь рванулся вперёд, выдавил переднюю часть лошади и впрягся в сбрую. Уже через три часа Мюнхгаузен вкатил в Петербург на санях, в которые был запряжён свирепый волк.

Увидев на пруду возле дома стаю диких уток, барон бросился с ружьём из дома. Мюнхгаузен ударился головой о дверь - из глаз посыпались искры. Уже прицелившись в утку, барон понял, что не захватил с собой кремень, но это его не остановило: он поджёг порох искрами из собственного глаза, ударив его кулаком. Не растерялся Мюнхгаузен и во время другой охоты, когда набрёл на озеро, полное уток, когда пуль у него уже не было: барон нанизал уток на бечёвку, приманив птиц кусочком скользкого сала. Утиные «бусы» взлетели и донесли охотника до самого дома; свернув паре уток шеи, барон целым и невредимым спустился в трубу собственной кухни. Отсутствие пуль не испортило и следующую охоту: Мюнхгаузен зарядил ружье шомполом и нанизал на него 7 куропаток одним выстрелом, причём птицы тут же изжарились на горячем пруте. Дабы не испортить шкурку великолепной лисицы, барон выстрелил в неё длинной иглой. Пригвоздив зверя к дереву, Мюнхгаузен стал хлестать ее плёткой так сильно, что лиса выскочила из своей шубки и убежала голышом.

А выстрелив в свинью, гуляющую по лесу с сыном, барон отстрелил поросячий хвостик. Слепая свинья не могла идти дальше, лишившись своего поводыря (она держалась за хвост детёныша, который и вёл ее по тропкам); Мюнхгаузен. взялся за хвостик и завёл свинью прямо к себе на кухню. Вскоре туда же отправился и кабан: погнавшись за Мюнхгаузеном, кабан застрял клыками в дереве; барону осталось только связать его и отвести домой. В другой раз Мюнхгаузен зарядил ружье вишнёвой косточкой, не желая упустить красавца-оленя - правда, зверь все равно убежал. Год спустя наш охотник встретил этого же оленя, между рогами которого красовалось великолепное вишнёвое дерево. Убив оленя, Мюнхгаузен получил сразу и жаркое, и компот. Когда же на него опять напал волк, барон засунул кулак поглубже в волчью пасть и вывернул хищника наизнанку. Волк упал замертво; из его меха получилась отличная куртка.

Бешенная собака покусала шубу барона; та тоже взбесилась и разорвала всю одежду в шкафу. Только после выстрела шуба дала себя связать и повесить в отдельном шкафу.

Ещё один чудной зверь попался во время охоты с собакой: Мюнхгаузен 3 дня гнался за зайцем, прежде чем смог пристрелить его. Оказалось, у зверька 8 ног (4 на животе и 4 на спине). После этой погони собака умерла. Горюя, барон приказал сшить из ее шкуры куртку. Обновка оказалась непростой: она чует добычу и тянет в сторону волка или зайца, которых норовит убить выстреливающими пуговицами.

Будучи в Литве, барон обуздал бешеного скакуна. Желая покрасоваться перед дамами, Мюнхгаузен влетел на нем в столовую и аккуратно прогарцевал на столе, ничего не разбив при этом. За такое изящество барон получил скакуна в подарок. Возможно, на этом самом коне барон ворвался в турецкую крепость, когда турки уже закрывали ворота - и отрезали заднюю половину лошади Мюнхгаузена. Когда конь решил испить воды из фонтана, жидкость вылилась из него. Словив заднюю половину на лугу, врач сшил обе части лавровыми прутьями, из которых вскоре выросла беседка. А чтобы разведать количество турецких пушек, барон вскочил на пущенное в их лагерь ядро. К своим храбрец вернулся на встречном ядре. Попав вместе с конём в болото, Мюнхгаузен рисковал утонуть, но схватился покрепче за косичку своего парика и вытащил обоих.

Когда барон все же попал в плен к туркам, его назначили пчелиным пастухом. Отбивая пчёлку у 2 медведей, Мюнхгаузен швырнул в грабителей серебрянный топорик - да так сильно, что зашвырнул его на Луну. По длинному стеблю вырощенного тут же турецкого гороха, пастух забрался на Луну и нашёл своё оружие на куче гнилой соломы. Солнце высушило горох, поэтому назад пришлось спускаться по верёвке, сплетённой из гнилой соломы, периодически обрезая ее и привязывая к собственному концу. Но за 3–4 мили до Земли верёвка оборвалась и Мюнхгаузен упал, пробив большую яму, из которой выбрался по ступенькам, выкопанным ногтями. А медведи получили по заслугам: барон поймал косолапого на смазанную мёдом оглоблю, в которую забил гвоздь позади нанизавшегося мишки. Султан хохотал до упаду над этой задумкой.

Отправившись из плена домой, Мюнхгаузен на узкой дорожке не смог разминуться со встречным экипажем. Пришлось брать карету на плечи, а лошадей - под мышки, и в два захода перенести свои пожитки через другой экипаж. Ямщик барона прилежно дул в рожок, но не смог выдуть ни единого звука. В гостинице рожок оттаял и из него посыпались оттаявшие звуки.

Когда барон плыл у берегов Индии, ураган вырвал на острове несколько тысяч деревьев и понёс их к облакам. Когда буря закончилась, деревья упали на свои места и пустили корни - все, кроме одного, на котором собирали огурцы (единственную пищу туземцев) двое крестьян. Толстые крестьяне накренили дерево и оно упало на короля, раздавив его. Жители острова страшно обрадовались и предложили корону Мюнхгаузену, но он отказался, так как не любил огурцов. После бури корабль прибыл на Цейлон. Во время охоты с сыном губернатора, путешественник заблудился и набрёл на огромного льва. Барон бросился бежать, но сзади уже подкрался крокодил. Мюнхгаузен упал на землю; прыгнувший на него лев угодил прямо в пасть крокодилу. Охотник отсек голову льву и так глубоко вколотил ее в пасть крокодила, что тот задохнулся. Сыну губернатора оставалось только поздравить приятеля с победой.

Затем Мюнхгаузен отправился в Америку. По пути корабль натолкнулся на подводную скалу. От сильного удара один из матросов отлетел в море, но схватился за клюв цапли и так продержался на воде до спасения, а голова барона провалилась в его же желудок (в течение нескольких месяцев он доставал ее оттуда за волосы). Скала оказалась китом, который проснулся и в порыве ярости целый день таскал корабль за якорь по морю. На обратном пути экипаж нашёл труп гигантской рыбы и отрезал голову. В дыре гнилого зуба моряки нашли свой якорь вместе с цепью. Вдруг в пробоину хлынула вода, но Мюнхгаузен заткнул дыру собственной попой и спас всех от гибели.

Плавая в Средиземном море у берегов Италии, барон был проглочен рыбой - вернее, он сам съёжился в комок и ринулся прямо в открытую пасть, дабы не быть растерзанным. От его топота и возни рыба завопила и высунула морду из воды. Моряки убили ее гарпуном и разрубили топором, освободив пленника, который приветствовал их любезным поклоном.

Корабль же плыл в Турцию. Султан пригласил Мюнхгаузена на обед и поручил дело в Египте. По пути туда Мюнхгаузен встретил маленького скорохода с гирями на ногах, человека с чутким слухом, меткого охотника, силача и богатыря, воздухом из ноздри крутившего лопасти мельницы. Этих парней барон взял себе в слуги. Через неделю барон вернулся в Турцию. Во время обеда султан специально для дорогого гостя достал бутылочку хорошего вина из потайного шкафчика, но Мюнхгаузен заявил, что у китайского богдыхана вино лучше. На это султан ответил, что если в качестве доказательства барон к 4 часам дня не доставит бутылку этого самого вина, хвастуну отрубят голову. В награду же Мюнхгаузен потребовал столько золота, сколько за раз сможет унести 1 человек. С помощью новых слуг барон добыл вино, а силач вынес все султанское золото. На всех парусах Мюнхгаузен поспешил выйти в море.

Весь военный флот султана пустился вдогонку. Слуга с могучими ноздрями отправил флот обратно в гавань, а свой корабль подогнал до самой Италии. Мюнхгаузен зажил богачом, но спокойная жизнь была не для него. Барон помчался на войну англичан с испанцами, и даже пробрался в осаждённую английскую крепость Гибралтар. По совету Мюнхгаузена англичане направили дуло своей пушки точно в сторону дула испанской пушки, в результате чего ядра столкнулись и оба полетели к испанцам, причём испанское ядро пробило крышу одной лачуги и застряло в глотке старухи. Ее муж поднёс ей понюшку табаку, она чихнула и ядро вылетело. В благодарность за дельный совет генерал хотел произвести Мюнхгаузена в полковники, но тот отказался. Переодевшись испанским священником, барон прокрался в неприятельский лагерь и забросил пушки даделко от берега, сжёг деревянные средства передвижения. Испанское войско в ужасе бросилось бежать, решив, что ночью у них побывало несметное полчище англичан.

Поселившись в Лондоне, Мюнхгаузен однажды заснул в жерле старой пушки, где спрятался от жары. Но пушкарь выстрелил в честь победы над испанцами, и барон угодил головой в стог сена. 3 месяца он торчал из стога, потеряв сознание. осенью, когда рабочие ворошили стог вилами, Мюнхгаузен очнулся, упал на голову хозяину и сломал ему шею, чему все только обрадовались.

Знаменитый путешественник Финне пригласил барон в экспедицию на Северный полюс, где Мюнхгаузен подвергся нападению белого медведя. Барон извернулся и отрезал зверю 3 пальца на задней ноге, тот выпустил его и был застрелен. Несколько тысяч медведей обступили путешественника, но он натянул на себя шкуру убитого медведя и убил всех мишек ударом ножа в затылок. С убитых зверей содрали шкуры, а туши разделали на окорока.

В Англии Мюнхгаузен уже было отказался от путешествий, но его богатый родственник захотел увидеть великанов. В поисках гигантов экспедиция плыла по Южному океану, но буря подняла корабль за тучи, где после долгого «плаванья» судно причалило к Луне. Путешественников окружили огромные чудища на трёхголовых орлах (редька вместо оружия, щиты-мухоморы; живот как чемодан, всего 1 палец на руке, голову могут снимать, а глаза - вынимать и менять; новые жители растут на деревьях как орехи, а состарившись, тают в воздухе).

И это плаванье было не последним. На полуразбитом голландском корабле Мюнхгаузен плыл по морю, которое вдруг стало белым - это было молоко. Корабль причалил к острову из отличного голландского сыра, на котором даже виноградный сок был молоком, а реки - не только молочные, но и пивные. Местные жители были трёхногими, а птицы вили огромные гнезда. За ложь путешественников тут жестоко наказывали, с чем Мюнхгаузен не мог не согласиться, ибо не выносит лжи. Когда его корабль отплыл, деревья дважды поклонились вслед. Блуждая без компаса по морям, моряки встречали разных морских чудищ. Одна рыба, утоляя жажду, проглотила корабль. Ее живот был буквально набит кораблями; когда вода схлынула, Мюнхгаузен вместе с капитаном отправились на прогулку и встретили множество моряков со всего мира. По предложению барона две самые высокие мачты поставили торчком в пасти рыбы, таким образом корабли смогли выплыть наружу - и очутились в Каспийском море. Мюнхгаузен поспешил на берег, заявив, что с него довольно приключений.

Но как только Мюнхгаузен вылез из лодки, на него набросился медведь. Барон так сильно сжал его передние лапы, что тот заревел от боли. Мюнхгаузен держал косолапого 3 дня и 3 ночи, покуда тот не умер от голода, так как не мог сосать лапу. С тех пор ни один медведь не решался напасть на находчивого барона.

Маленький старичок с большим носом сидит у камина и рассказывает про свои невероятные приключения, убеждая слушателей, что рассказы эти - чистая правда.

Будучи зимой в России, барон заснул прямо в открытом поле, привязав коня к маленькому столбику. Проснувшись, М. увидел, что находится посреди городка, а конь привязан к кресту на колокольне - за ночь снег, полностью занёсший город, растаял, и маленький столбик оказался заснеженной макушкой колокольни. Прострелив уздечку пополам, барон спустил коня. Путешествуя уже не верхом, а в санях, барон встретил волка. От страха М. упал на дно саней и закрыл глаза. Волк перепрыгнул пассажира и сожрал заднюю часть лошади. Под ударами кнута зверь рванулся вперёд, выдавил переднюю часть лошади и впрягся в сбрую. Уже через три часа М. вкатил в Петербург на санях, в которые был запряжён свирепый волк.

Увидев на пруду возле дома стаю диких уток, барон бросился с ружьём из дома. М. ударился головой о дверь - из глаз посыпались искры. Уже прицелившись в утку, барон понял, что не захватил с собой кремень, но это его не остановило: он поджёг порох искрами из собственного глаза, ударив его кулаком. Не растерялся М. и во время другой охоты, когда набрёл на озеро, полное уток, когда пуль у него уже не было: барон нанизал уток на бечёвку, приманив птиц кусочком скользкого сала. Утиные «бусы» взлетели и донесли охотника до самого дома; свернув паре уток шеи, барон целым и невредимым спустился в трубу собственной кухни. Отсутствие пуль не испортило и следующую охоту: М. зарядил ружье шомполом и нанизал на него 7 куропаток одним выстрелом, причём птицы тут же изжарились на горячем пруте. Дабы не испортить шкурку великолепной лисицы, барон выстрелил в неё длинной иглой. Пригвоздив зверя к дереву, М. стал хлестать ее плёткой так сильно, что лиса выскочила из своей шубки и убежала голышом.

А выстрелив в свинью, гуляющую по лесу с сыном, барон отстрелил поросячий хвостик. Слепая свинья не могла идти дальше, лишившись своего поводыря (она держалась за хвост детёныша, который и вёл ее по тропкам); М. взялся за хвостик и завёл свинью прямо к себе на кухню. Вскоре туда же отправился и кабан: погнавшись за М., кабан застрял клыками в дереве; барону осталось только связать его и отвести домой. В другой раз М. зарядил ружье вишнёвой косточкой, не желая упустить красавца-оленя - правда, зверь все равно убежал. Год спустя наш охотник встретил этого же оленя, между рогами которого красовалось великолепное вишнёвое дерево. Убив оленя, М. получил сразу и жаркое, и компот. Когда же на него опять напал волк, барон засунул кулак поглубже в волчью пасть и вывернул хищника наизнанку. Волк упал замертво; из его меха получилась отличная куртка.

Бешенная собака покусала шубу барона; та тоже взбесилась и разорвала всю одежду в шкафу. Только после выстрела шуба дала себя связать и повесить в отдельном шкафу.

Ещё один чудной зверь попался во время охоты с собакой: М. 3 дня гнался за зайцем, прежде чем смог пристрелить его. Оказалось, у зверька 8 ног (4 на животе и 4 на спине). После этой погони собака умерла. Горюя, барон приказал сшить из ее шкуры куртку. Обновка оказалась непростой: она чует добычу и тянет в сторону волка или зайца, которых норовит убить выстреливающими пуговицами.

Будучи в Литве, барон обуздал бешеного скакуна. Желая покрасоваться перед дамами, М. влетел на нем в столовую и аккуратно прогарцевал на столе, ничего не разбив при этом. За такое изящество барон получил скакуна в подарок. Возможно, на этом самом коне барон ворвался в турецкую крепость, когда турки уже закрывали ворота - и отрезали заднюю половину лошади М. Когда конь решил испить воды из фонтана, жидкость вылилась из него. Словив заднюю половину на лугу, врач сшил обе части лавровыми прутьями, из которых вскоре выросла беседка. А чтобы разведать количество турецких пушек, барон вскочил на пущенное в их лагерь ядро. К своим храбрец вернулся на встречном ядре. Попав вместе с конём в болото, М. рисковал утонуть, но схватился покрепче за косичку своего парика и вытащил обоих.

Когда барон все же попал в плен к туркам, его назначили пчелиным пастухом. Отбивая пчёлку у 2 медведей, М. швырнул в грабителей серебрянный топорик - да так сильно, что зашвырнул его на Луну. По длинному стеблю вырощенного тут же турецкого гороха, пастух забрался на Луну и нашёл своё оружие на куче гнилой соломы. Солнце высушило горох, поэтому назад пришлось спускаться по верёвке, сплетённой из гнилой соломы, периодически обрезая ее и привязывая к собственному концу. Но за 3–4 мили до Земли верёвка оборвалась и М. упал, пробив большую яму, из которой выбрался по ступенькам, выкопанным ногтями. А медведи получили по заслугам: барон поймал косолапого на смазанную мёдом оглоблю, в которую забил гвоздь позади нанизавшегося мишки. Султан хохотал до упаду над этой задумкой.

Отправившись из плена домой, М. на узкой дорожке не смог разминуться со встречным экипажем. Пришлось брать карету на плечи, а лошадей - под мышки, и в два захода перенести свои пожитки через другой экипаж. Ямщик барона прилежно дул в рожок, но не смог выдуть ни единого звука. В гостинице рожок оттаял и из него посыпались оттаявшие звуки.

Когда барон плыл у берегов Индии, ураган вырвал на острове несколько тысяч деревьев и понёс их к облакам. Когда буря закончилась, деревья упали на свои места и пустили корни - все, кроме одного, на котором собирали огурцы (единственную пищу туземцев) двое крестьян. Толстые крестьяне накренили дерево и оно упало на короля, раздавив его. Жители острова страшно обрадовались и предложили корону М., но он отказался, так как не любил огурцов. После бури корабль прибыл на Цейлон. Во время охоты с сыном губернатора, путешественник заблудился и набрёл на огромного льва. Барон бросился бежать, но сзади уже подкрался крокодил. М. упал на землю; прыгнувший на него лев угодил прямо в пасть крокодилу. Охотник отсек голову льву и так глубоко вколотил ее в пасть крокодила, что тот задохнулся. Сыну губернатора оставалось только поздравить приятеля с победой.

Затем М. отправился в Америку. По пути корабль натолкнулся на подводную скалу. От сильного удара один из матросов отлетел в море, но схватился за клюв цапли и так продержался на воде до спасения, а голова барона провалилась в его же желудок (в течение нескольких месяцев он доставал ее оттуда за волосы). Скала оказалась китом, который проснулся и в порыве ярости целый день таскал корабль за якорь по морю. На обратном пути экипаж нашёл труп гигантской рыбы и отрезал голову. В дыре гнилого зуба моряки нашли свой якорь вместе с цепью. Вдруг в пробоину хлынула вода, но М. заткнул дыру собственной попой и спас всех от гибели.

Плавая в Средиземном море у берегов Италии, барон был проглочен рыбой - вернее, он сам съёжился в комок и ринулся прямо в открытую пасть, дабы не быть растерзанным. От его топота и возни рыба завопила и высунула морду из воды. Моряки убили ее гарпуном и разрубили топором, освободив пленника, который приветствовал их любезным поклоном.

Корабль же плыл в Турцию. Султан пригласил М. на обед и поручил дело в Египте. По пути туда М. встретил маленького скорохода с гирями на ногах, человека с чутким слухом, меткого охотника, силача и богатыря, воздухом из ноздри крутившего лопасти мельницы. Этих парней барон взял себе в слуги. Через неделю барон вернулся в Турцию. Во время обеда султан специально для дорогого гостя достал бутылочку хорошего вина из потайного шкафчика, но М. заявил, что у китайского богдыхана вино лучше. На это султан ответил, что если в качестве доказательства барон к 4 часам дня не доставит бутылку этого самого вина, хвастуну отрубят голову. В награду же М. потребовал столько золота, сколько за раз сможет унести 1 человек. С помощью новых слуг барон добыл вино, а силач вынес все султанское золото. На всех парусах М. поспешил выйти в море.

Весь военный флот султана пустился вдогонку. Слуга с могучими ноздрями отправил флот обратно в гавань, а свой корабль подогнал до самой Италии. М. зажил богачом, но спокойная жизнь была не для него. Барон помчался на войну англичан с испанцами, и даже пробрался в осаждённую английскую крепость Гибралтар. По совету М. англичане направили дуло своей пушки точно в сторону дула испанской пушки, в результате чего ядра столкнулись и оба полетели к испанцам, причём испанское ядро пробило крышу одной лачуги и застряло в глотке старухи. Ее муж поднёс ей понюшку табаку, она чихнула и ядро вылетело. В благодарность за дельный совет генерал хотел произвести М. в полковники, но тот отказался. Переодевшись испанским священником, барон прокрался в неприятельский лагерь и забросил пушки даделко от берега, сжёг деревянные средства передвижения. Испанское войско в ужасе бросилось бежать, решив, что ночью у них побывало несметное полчище англичан.

Поселившись в Лондоне, М. однажды заснул в жерле старой пушки, где спрятался от жары. Но пушкарь выстрелил в честь победы над испанцами, и барон угодил головой в стог сена. 3 месяца он торчал из стога, потеряв сознание. осенью, когда рабочие ворошили стог вилами, М. очнулся, упал на голову хозяину и сломал ему шею, чему все только обрадовались.

Знаменитый путешественник Финне пригласил барон в экспедицию на Северный полюс, где М. подвергся нападению белого медведя. Барон извернулся и отрезал зверю 3 пальца на задней ноге, тот выпустил его и был застрелен. Несколько тысяч медведей обступили путешественника, но он натянул на себя шкуру убитого медведя и убил всех мишек ударом ножа в затылок. С убитых зверей содрали шкуры, а туши разделали на окорока.

В Англии М. уже было отказался от путешествий, но его богатый родственник захотел увидеть великанов. В поисках гигантов экспедиция плыла по Южному океану, но буря подняла корабль за тучи, где после долгого «плаванья» судно причалило к Луне. Путешественников окружили огромные чудища на трёхголовых орлах (редька вместо оружия, щиты-мухоморы; живот как чемодан, всего 1 палец на руке, голову могут снимать, а глаза - вынимать и менять; новые жители растут на деревьях как орехи, а состарившись, тают в воздухе).

И это плаванье было не последним. На полуразбитом голландском корабле М. плыл по морю, которое вдруг стало белым - это было молоко. Корабль причалил к острову из отличного голландского сыра, на котором даже виноградный сок был молоком, а реки - не только молочные, но и пивные. Местные жители были трёхногими, а птицы вили огромные гнезда. За ложь путешественников тут жестоко наказывали, с чем М. не мог не согласиться, ибо не выносит лжи. Когда его корабль отплыл, деревья дважды поклонились вслед. Блуждая без компаса по морям, моряки встречали разных морских чудищ. Одна рыба, утоляя жажду, проглотила корабль. Ее живот был буквально набит кораблями; когда вода схлынула, М. вместе с капитаном отправились на прогулку и встретили множество моряков со всего мира. По предложению барона две самые высокие мачты поставили торчком в пасти рыбы, таким образом корабли смогли выплыть наружу - и очутились в Каспийском море. М. поспешил на берег, заявив, что с него довольно приключений.

Но как только М. вылез из лодки, на него набросился медведь. Барон так сильно сжал его передние лапы, что тот заревел от боли. М. держал косолапого 3 дня и 3 ночи, покуда тот не умер от голода, так как не мог сосать лапу. С тех пор ни один медведь не решался напасть на находчивого барона.

В основу фантастических «Приключений барона Мюнхгаузена» положены рассказы действительно жившего в XVIII веке в Германии барона Мюнхгаузена. Он был военным, некоторое время служил в России и воевал с турками. Вернувшись в свое поместье в Германии, Мюнхгаузен вскоре стал известен как остроумный рассказчик, выдумывавший самые невероятные приключения. В 1781 году некоторые из них были напечатаны. В 1785 году немецкий писатель Э.Распе обработал их и издал..

КОНЬ НА КРЫШЕ

Я выехал в Россию верхом на коне. Дело было зимою. Шел снег.
Конь устал и начал спотыкаться. Мне сильно хотелось спать. Я чуть не падал с седла от усталости. Но напрасно искал я ночлега: на пути не попалось мне ни одной деревушки. Что было делать? Пришлось ночевать в открытом поле.

Кругом ни куста, ни дерева. Только маленький столбик торчал из-под снега.
К этому столбику я кое-как привязал своего озябшего коня, а сам улегся тут же, на снегу, и заснул.

Спал я долго, а когда проснулся, увидел, что лежу не в поле, а в деревне, или, вернее, в небольшом городке, со всех сторон меня окружают дома.

Что такое? Куда я попал? Как могли эти дома вырасти здесь в одну ночь? И куда девался мой конь?
Долго я не понимал, что случилось. Вдруг слышу знакомое ржание. Это ржет мой конь. Но где же он?
Ржание доносится откуда-то сверху. Я поднимаю голову — и что же?
Мой конь висит на крыше колокольни! Он привязан к самому кресту!

В одну минуту я понял, в чем дело.
Вчера вечером весь этот городок, со всеми людьми и домами, был занесен глубоким снегом, а наружу торчала только верхушка креста.
Я не знал, что это крест, мне показалось, что это — маленький столбик, и я привязал к нему моего усталого коня! А ночью, пока я спал, началась сильная оттепель, снег растаял, и я незаметно опустился на землю.
Но бедный мой конь так и остался там, наверху, на крыше. Привязанный к кресту колокольни, он не мог спуститься на землю.
Что делать?
Не долго думая, хватаю пистолет, метко прицеливаюсь и попадаю прямо, в уздечку, потому что я всегда был отличным стрелком.

Уздечка — пополам.
Конь быстро спускается ко мне.

Я вскакиваю на него и, как ветер, скачу вперед.

УДИВИТЕЛЬНАЯ ОХОТА

Впрочем, со мною бывали и более забавные случаи. Как-то раз я пробыл на охоте весь день и к вечеру набрел в глухом лесу на обширное озеро, которое так и кишело дикими утками. В жизнь свою не видел я такого множества уток!

К сожалению, у меня не осталось ни одной пули. А я как раз этим вечером ждал к себе большую компанию друзей, и мне хотелось угостить их дичью. Я вообще человек гостеприимный и щедрый. Мои обеды и ужины славились на весь Петербург. Как я вернусь домой без уток?

Долго я стоял в нерешительности и вдруг вспомнил, что в моей охотничьей сумке остался кусочек сала.
Ура! Это сало будет отличной приманкой. Достаю его из сумки, быстро привязываю его к длинной и тонкой бечевке и бросаю в воду.
Утки, увидев съестное, тотчас же подплывают к салу. Одна из них жадно глотает его.

Но сало скользкое и, быстро пройдя сквозь утку, выскакивает у нее позади!

Таким образом, утка оказывается у меня на веревочке. Тогда к салу подплывает вторая утка, и с ней происходит то же самое.
Утка за уткой проглатывают сало и надеваются на мою бечевку, как бусы на нитку. Не проходит и десяти минут, как все утки нанизаны на нее.
Можете себе представить, как весело было мне смотреть на такую богатую добычу! Мне осталось только вытащить пойманных уток и отнести к моему повару на кухню.
То-то будет пир для моих друзей!
Но тащить это множество уток оказалось не так-то легко.

Я сделал несколько шагов и ужасно устал. Вдруг — можете себе представить мое изумление! — утки взлетели на воздух и подняли меня к облакам.
Другой на моем месте растерялся бы, но я человек храбрый и находчивый. Я устроил руль из моего сюртука и, управляя утками, быстро полетел к дому.

Но как спуститься вниз?
Очень просто! Моя находчивость помогла мне и здесь. Я свернул нескольким уткам головы, и мы начали медленно опускаться на землю.
Я попал как раз в трубу моей собственной кухни! Если бы вы только видели, как был изумлен мой повар, когда я появился перед ним в очаге!

К счастью, повар еще не успел развести огонь.

СЛЕПАЯ СВИНЬЯ

Да, много бывало со мною всяких удивительных случаев!
Пробираюсь я как-то раз через чащу дремучего леса и вижу: бежит дикий поросенок, совсем еще маленький, а за поросенком — большая свинья.

Я выстрелил, но — увы — промахнулся.
Пуля моя пролетела как раз между поросенком и свиньей.
Поросенок завизжал и юркнул в лес, а свинья осталась на месте как вкопанная.
Я удивился: почему и она не бежит от меня? Но, подойдя ближе, я понял в чем дело. Свинья была слепая и не разбирала дороги.

Она могла гулять по лесам, лишь держась за хвостик своего поросенка.
Моя пуля оторвала этот хвостик. Поросенок убежал, а свинья, оставшись без него, не знала, куда ей идти. Беспомощно стояла она, держа в зубах обрывок его хвостика. Тут мне пришла в голову блестящая мысль. Я схватил этот хвостик и повел свинью к себе на кухню. Бедная слепая покорно плелась вслед за мной, думая, что ее по-прежнему ведет поросенок!

Да, я должен повторить еще раз, что находчивость — великая вещь!

КАК Я ПОЙМАЛ КАБАНА

В другой раз мне попался в лесу дикий кабан. Справиться с ним было гораздо труднее. У меня даже ружья с собой не было.

Я бросился бежать, но он помчался за мною как бешеный и непременно проколол бы меня своими клыками, если бы я не спрятался за первым попавшимся дубом.

Кабан с разбегу налетел на дуб, и его клыки так глубоко вонзились в ствол дерева, что он не мог вытащить их оттуда.
— Ага, попался, голубчик! — сказал я, выходя из-за дуба. — Погоди! Теперь ты от меня не уйдешь!
И, взяв камень, я стал еще глубже вколачивать в дерево острые клыки, чтобы кабан не мог освободиться,

а затем связал его крепкой веревкой и, взвалив на телегу, с торжеством повез к себе домой.

То-то удивлялись другие охотники! Они и представить себе не могли, что такого свирепого зверя можно поймать живьем, не истратив ни единого заряда.

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ОЛЕНЬ

Впрочем, со мной случались чудеса и почище. Иду я как-то по лесу и угощаюсь сладкими, сочными вишнями, которые купил по дороге. И вдруг передо мной — олень! Стройный, красивый, с огромными ветвистыми рогами!

А у меня, как назло, ни одной пули!
Олень стоит и преспокойно глядит на меня, словно знает, что у меня ружье не заряжено.
К счастью, у меня осталось еще несколько вишен, и я зарядил ружье вместо пули вишневой косточкой. Да, да, не смейтесь, обыкновенной вишневой косточкой.
Раздался выстрел, но олень только головой помотал. Косточка попала ему в лоб и не причинила никакого вреда. В одно мгновение он скрылся в лесной чаще.
Я очень жалел, что упустил такого прекрасного зверя.

Год спустя я снова охотился в том же лесу. Конечно, к тому времени я совсем позабыл об истории с вишневой косточкой.
Каково же было мое изумление, когда из чащи леса прямо на меня выпрыгнул великолепный олень, у которого между рогами росло высокое, развесистое вишневое дерево! Ах, поверьте, это было очень красиво: стройный олень и на голове у него — стройное дерево!

Я сразу догадался, что это дерево выросло из той маленькой косточки, которая в прошлом -году служила мне пулей. На этот раз у меня не было недостатка в зарядах. Я прицелился, выстрелил, и олень замертво грохнулся на землю.

Таким образом, с одного выстрела я сразу получил и жаркое и вишневый компот, потому что дерево было покрыто крупными, спелыми вишнями. Должен сознаться, что более вкусных вишен я не пробовал за всю свою жизнь.

КОНЬ НА СТОЛЕ

Я, кажется, еще ничего не рассказывал вам о своих лошадях?
Между тем у меня и с ними случалось немало чудесных историй.
Дело было в Литве. Я гостил у одного приятеля, который страстно любил лошадей.
И вот, когда он показывал гостям лучшего своего коня, которым он особенно гордился, конь сорвался с узды, опрокинул четырех конюхов и помчался по двору как безумный. Все в страхе разбежались.
Не нашлось ни одного смельчака, который дерзнул бы приблизиться к рассвирепевшему животному.
Только я один не растерялся, потому что, обладая удивительной храбростью, я с детства умею обуздывать самых диких коней.
Одним прыжком я вскочил коню на хребет и мгновенно укротил его.

Сразу почувствовав мою сильную руку, он покорился мне, словно малый ребенок. С торжеством объехал я весь двор, и вдруг мне захотелось показать свое искусство дамам, которые сидели за чайным столом.
Как же это сделать?
Очень просто! Я направил коня к окну и, как вихрь, влетел в столовую.

Дамы сперва очень испугались. Но я заставил коня вспрыгнуть на чайный стол и так искусно прогарцевал среди рюмок и чашек, что не разбил ни одной рюмки, ни одного самого маленького блюдца.
Это очень понравилось дамам; они стали смеяться и хлопать в ладоши, а мой друг, очарованный моей удивительной ловкостью, просил меня принять эту великолепную лошадь в подарок.

Я был очень рад его подарку, так как собирался на войну и давно подыскивал себе скакуна.
Через час я уже мчался на новом коне по направлению к Турции, где в то время шли жестокие бои.

ПОЛКОНЯ

В боях я, конечно, отличался отчаянной храбростью и впереди всех налетал на врага.
Однажды после жаркого сражения с турками мы захватили неприятельскую крепость. Я первый ворвался в нее и, прогнав из крепости всех турок, подскакал к колодцу — напоить разгоряченного коня.

Конь пил и никак не мог утолить свою жажду. Прошло несколько часов, а он все не отрывался от колодца. Что за чудо! Я был изумлен. Но вдруг позади меня послышался странный плеск.
Я посмотрел назад и от удивления чуть не свалился с седла. Оказалось, что вся задняя часть моего коня была отрезана начисто и вода, которую он пил, свободно выливалась позади, не задерживаясь у него в животе! От этого за моей спиной образовалось обширное озеро. Я был ошеломлен. Что за странность?

Но вот прискакал ко мне один из моих солдат, и загадка мигом объяснилась.
Когда я скакал за врагами и ворвался в ворота неприятельской крепости, турки как раз в эту минуту захлопнули эти ворота и отрезали заднюю половину моего коня. Словно разрубили его пополам! Эта задняя половина некоторое время оставалась неподалеку от ворот, брыкаясь и разгоняя турок ударами копыт, а затем ускакала на соседний луг.
— Она там пасется и сейчас! — сообщил мне солдат.
— Пасется? Не может быть!
— Посмотрите сами.
Я помчался на передней половине коня по направлению к лугу. Там я действительно нашел заднюю половину коня. Она мирно паслась на зеленой поляне.

Я немедленно послал за военным врачом, и он, недолго думая, сшил обе половины моей лошади тонкими лавровыми прутьями, так как ниток у него под рукой не случилось.

Обе половины отлично срослись, а лавровые ветки пустили корни в теле моей лошади, и через месяц у меня над седлом образовалась беседка из лавровых ветвей.

Сидя в этой уютной беседке, я совершил немало удивительных подвигов.

МЕЖДУ КРОКОДИЛОМ И ЛЬВОМ

Когда буря кончилась, мы подняли якорь и недели через две благополучно прибыли на остров Цейлон.
Старший сын цейлонского губернатора предложил мне пойти вместе с ним на охоту.

Я с большим удовольствием согласился. Мы отправились в ближайший лесок. Жара стояла страшная, и я должен сознаться, что с непривычки очень скоро устал.
А сын губернатора, сильный молодой человек, чувствовал себя на этой жаре превосходно. Он жил на Цейлоне с детства. Цейлонское солнце было ему нипочем, и он бодро шагал по раскаленным пескам.
Я отстал от него и вскоре заблудился в чаще незнакомого леса.

Иду и слышу шорох. Оглядываюсь: передо мною громаднейший лев, который разинул пасть и хочет меня растерзать. Что тут делать? Ружье мое было заряжено мелкой дробью, которой не убьешь и куропатки. Я выстрелил, но дробь только раздразнила свирепого зверя, и он накинулся на меня с удвоенной яростью.

В ужасе я бросился бежать, зная, что это напрасно, что чудовище одним прыжком настигнет меня и растерзает. Но куда я бегу? Впереди передо мною разинул пасть огромный крокодил, готовый проглотить меня в ту же минуту.

Что делать? Что делать?
Сзади — лев, впереди — крокодил, слева — озеро, справа — болото, кишащее ядовитыми змеями.
В смертельном страхе я упал на траву и, закрыв глаза, приготовился к неминуемой гибели. И вдруг у меня над головой словно что-то прокатилось и грохнуло. Я приоткрыл глаза и увидел изумительное зрелище, которое доставило мне великую радость: оказывается, лев, бросившись на меня в то мгновение, когда я падал на землю, перелетел через меня и угодил прямо в пасть крокодила!
Голова одного чудовища находилась в глотке другого, и оба напрягали все силы, чтобы освободиться друг от друга.

Я вскочил, вытащил охотничий нож и одним ударом отсек голову льву. К моим ногам свалилось бездыханное тело.

Потом, не теряя времени, я схватил ружье и ружейным прикладом стал вколачивать голову льва еще глубже в пасть крокодила, так что тот в конце концов задохнулся.

худ. В. Бордзиловский

Вернувшийся сын губернатора поздравил меня с победой над двумя лесными великанами.

Книга написана в 1786 году.
Пересказал для детей К.Чуковский.
Текст приведен по изданию: Э. Распе. Приключения барона Мюнхгаузена. — Спб.: Комета, 1996.

Перевод с немецкого:

«Baron Münchhausen» by Rudolf Erich Raspe

В оформлении обложки использована иллюстрация Михаила Курдюмова

Художник Марина Мосияш

По изданию:

Распе Р. Э. Путешествия и приключения барона Мюнхгаузена. – СПб.: Типография бр. Пантелеевых, 1902.

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2010, 2012

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2010

* * *

Путеводитель для веселых людей

Книга, которую вы держите в руках, – уникальна. И не только потому, что она занимает почетное место в истории европейской литературы, но и потому, что создана она как автором, так и его главным героем. Оба они были реальными людьми, и до сих пор не утихают споры среди специалистов, чья роль в появлении на свет «Рассказов барона Мюнхгаузена о его изумительных путешествиях и кампаниях в России» важнее: филолога и знатока древностей Рудольфа Эриха Распе (1737–1794) или барона Иеронима Карла Фридриха фон Мюнхгаузена (1720–1797). Так или иначе, но книга имела ошеломительный успех не только у современников, но и у потомков, породила множество подражаний, а в наше время была не раз экранизирована. И неудивительно – завораживающее мастерство, с которым написаны, а до того наверняка рассказаны в кругу друзей эти удивительные и фантастические истории о путешествиях и приключениях, полные юмора и живых подробностей, не могло оставить читателей равнодушными.

Кто же они, эти двое, хорошо знавшие друг друга, на протяжении многих лет поддерживавшие дружеские отношения, а затем жестоко рассорившиеся из-за знаменитой книги, обессмертившей имена обоих? Их судьбы, как и судьбы многих европейцев второй половины бурного XVIII века, сами по себе могут составить сюжет увлекательного романа.

Первый из предков барона Иеронима Карла Фридриха фон Мюнхгаузена – потомка древнего саксонского рыцарского рода – принимал в XII веке участие в крестовом походе под предводительством Фридриха Барбароссы. Один из его сыновей угодил в монастырь, был выпущен оттуда по императорскому указу, и с него, получившего прозвище Мюнхгаузен (буквально «монастырь»), которое позднее стало фамилией, началась новая ветвь старинной семьи, а на гербе всех Мюнхгаузенов с того времени стали изображать монаха с посохом и книгой. Среди них были вельможи и полководцы, министры и даже основатель прославленного Геттингенского университета в Германии.

Иероним Карл Фридрих родился в поместье Боденвердер недалеко от Ганновера и в возрасте пятнадцати лет поступил пажом на службу к владетельному герцогу Брауншвейг-Вольфенбюттельскому Фердинанду Альбрехту II. Двумя годами позднее Мюнхгаузену пришлось отправиться в Россию вместе с сыном герцога, который стал женихом принцессы Анны Леопольдовны, которой правившая в то время в России бездетная императрица Анна Иоанновна хотела передать власть. Однако сватовство затянулось на несколько лет, а тем временем молодой герцог успел поучаствовать в войнах, которые вела в то время Российская империя с Турцией и Швецией. Разумеется, юный паж сопровождал его повсюду. Лишь в 1739 году состоялась свадьба герцога Антона Ульриха с Анной Леопольдовной, Мюнхгаузен же, освободившись от обязанностей пажа, поступил в чине корнета в Брауншвейгский кирасирский полк и уже через год стал поручиком и командиром первой элитной роты кирасиров.

Однако в 1741 году власть в России захватила Елизавета, дочь Петра I, и принц Антон Ульрих и его супруга угодили в Рижский замок, причем поручик Мюнхгаузен стал невольным стражником своих прежних высоких покровителей. Его блестяще начатая карьера прервалась – следующий офицерский чин барон с превеликим трудом получил лишь в 1750 году, несмотря на репутацию безупречного офицера. Но еще задолго до этого Мюнхгаузену довелось командовать почетным караулом, встречавшим невесту наследника российского престола – Софию– Фридерику Ангальт-Цербстскую – будущую императрицу Екатерину II.

В 1752 году барон, взяв годичный отпуск от службы, вернулся в родной Боденверден, провинциальный городок, который на протяжении нескольких столетий вместе с окрестностями являлся владением семьи Мюнхгаузенов. Однако отпуск затянулся на несколько лет, и Иероним Карл Фридрих подал в Военную Коллегию прошение об отставке и в Россию больше не возвращался.

С этого времени барон вел мирную жизнь зажиточного землевладельца – встречался с соседями-помещиками, охотился в окрестных лесах и полях, изредка наезжал в соседние города Ганновер и Геттинген. В своем поместье Мюнхгаузен построил особый павильон, увешанный охотничьими трофеями, чтобы принимать там друзей. Уже после его смерти это строение прозвали «павильоном лжи» – именно там хозяин, прирожденный рассказчик и импровизатор, «угощал» гостей невероятными историями о своих приключениях в России. Вот как описывал современник вечера в «павильоне лжи», которые собирали множество поклонников барона: «Обычно он начинал рассказывать после ужина, закурив свою огромную пенковую трубку с коротким мундштуком и поставив перед собой дымящийся стакан пунша… Чем дальше, тем он жестикулировал все выразительнее, крутил на голове свой маленький щегольской паричок, лицо его все более оживлялось и краснело, и он, обычно очень правдивый человек, в эти минуты замечательно воплощал в лицах свои фантазии».

Одним из постоянных слушателей барона был его добрый приятель из Ганновера Рудольф Эрих Распе – один из образованнейших людей своего времени, изучавший естественные науки и филологию в Геттингене и Лейпциге, знаток философии и археологии, писатель и историк литературы. В те годы Распе служил секретарем в университетской библиотеке, был издателем сочинений философа Лейбница и автором одного из первых немецких рыцарских романов «Хермин и Гунильда». В 1767 году Распе стал профессором университета «Каролинум» и смотрителем антикварного и монетного кабинета. Много времени он отдавал путешествиям по немецким землям в поисках различных редкостей, монет и древних рукописей для коллекции ландграфа Кассельского. При этом Распе был беден, частенько влезал в долги и однажды не устоял – продал часть монет из собрания ландграфа, чтобы поправить свое финансовое положение. Пропажа была обнаружена, власти выдали ордер на арест хранителя, и к нему в дом явились стражники. Но тут случилась почти невероятная вещь. Люди, пришедшие арестовывать Распе, были буквально потрясены его даром рассказчика и наслушались таких невероятных историй, что дали ему возможность бежать из города.

Таким образом, Распе и Мюнхгаузен стоили друг друга – оба были сочинителями фантастических сюжетов и мастерами устного рассказа. Распе перебрался в Лондон, где продолжал бедствовать до тех пор, пока ему в голову не пришла блестящая идея – опубликовать истории, рассказанные его приятелем Мюнхгаузеном, на английском. В книгу, вышедшую без указания имени автора, Распе включил несколько уже известных в Германии историй, принадлежавших Мюнхгаузену, – они были напечатаны раньше в сборнике «Путеводитель для веселых людей». Но к этим историям он добавил и несколько собственных, позаимствовав сюжеты греческих, римских и восточных анекдотов и превратив книгу в цельное произведение, объединенное фигурой рассказчика.

Книга имела огромный успех. Одно за другим выходили новые издания, принося автору внушительные суммы, а имя барона Мюнхгаузена вскоре стало нарицательным в Англии для обозначения виртуозного рассказчика-враля, что, разумеется, не доставляло ни малейшего удовольствия потомку крестоносцев и достойному офицеру русской службы, каким был подлинный Мюнхгаузен.

Чаша терпения барона переполнилась, когда книга Распе появилась в Германии. В переводе на немецкий было названо его полное имя и приведены подробности его жизни, что привело Мюнхгаузена в неописуемую ярость. Поначалу он решил было вызвать Распе на дуэль, но поскольку тот был недосягаем, подал на него в суд за причинение ущерба чести дворянина.

Суд, однако, отверг иск барона, так как в книге не было указано имя автора. А тем временем творение Распе приобрело в немецких землях такую популярность, что в Боденвердер стали стекаться зеваки – поглазеть на «барона-лжеца». Мюнхгаузену пришлось выставить вокруг дома кордон из слуг, чтобы не допускать любопытных бюргеров.

Так еще при жизни, не сделав на своем веку ничего предосудительного, барон Мюнхгаузен превратился в литературный персонаж, который заслонил его подлинный образ. К нему прилепилось прозвище «короля лжецов» и «враля из вралей», и даже хорошо знавшие барона родственники отвернулись от него, обвинив в том, что он опозорил их имя.

Реальный Иероним Карл Фридрих фон Мюнхгаузен окончил свои дни в одиночестве в пустом и холодном доме, полностью разоренный. За больным бароном ухаживала единственная служанка; когда, уже незадолго до его кончины, она помогала немощному старику переобуться и обнаружила, что у Мюнхгаузена недостает двух пальцев на ноге, барон от души рассмеялся и отпустил свою последнюю шутку: «Я потерял их во время охоты в России – их откусил белый медведь!»

А что же Распе? Он покинул этот мир на три года раньше своего героя. На деньги, вырученные от продажи книг о Мюнхгаузене, писатель приобрел шахту в Ирландии, но не успел даже начать разработку угля, как заразился сыпным тифом, перед которым медицина того времени была бессильна.

В наши дни в Боденвердере имя Мюнхгаузена носят улица, ресторан, отель, аптека и даже кинотеатр. Есть там и памятник– фонтан, изображающий барона восседающим на половине лошади, жадно припавшей к воде. В усадьбе Мюнхгаузена сегодня разместилась городская мэрия, а в здании школы открыт его музей. За два минувших столетия в разных странах увидело свет около шестисот книг с продолжениями приключений Мюнхгаузена и о нем самом. Причем некоторые из них написаны его потомками – теми, которые когда-то стыдились своего родства с «бароном-вралем».

Часть I
Приключения на суше

Приключение первое

Прямо из дому отправился я в Россию, в самой середине зимы, совершенно правильно рассуждая, что в зимнюю пору на севере Германии, Польши, Курляндии и Лифляндии проезжие дороги, которые, по свидетельству всех путешественников, еще убийственнее дорог, ведущих к храму Добродетели, должны улучшиться благодаря снегу с морозом – без всякого вмешательства власть имущих, обязанных печься об удобствах населения.

Поехал я верхом. Это самый практичный способ сообщения, конечно, при отменных качествах и лошади, и ездока. Тут, во всяком случае, не ввяжешься нежданно-негаданно в поединок с каким-нибудь щепетильным немецким почтмейстером, да и томимый жаждою почтальон не станет самовольно завозить вас по пути в каждый шинок. Оделся я в дорогу довольно легко, и холод порядком донимал меня по мере того, как я подвигался на северо-восток.

Можно себе представить, как при такой стуже и ненастье чувствовал себя несчастный старик, на которого я нечаянно наткнулся в Польше. Он лежал на голой земле у края дороги, дрожащий, беспомощный, едва прикрывая свою наготу жалким рубищем, неспособным защитить его от пронзительного северо-восточного ветра.

Мне стало ужасно жаль беднягу. Сам я совсем окоченел, но тем не менее набросил на него свой плащ.

После этого я как ни в чем не бывало поехал дальше, не останавливаясь до тех пор, пока меня не застигла ночь, окутав все вокруг непроглядным мраком. Ни огонька, ни звука, которые указывали бы на близость селения. Все окрест лежало под снегом, я сбился с дороги и заплутался.

Верховая езда утомила меня до полного изнеможения. Пришлось слезть с лошади, которую я привязал к какому-то крепкому колу, торчавшему из снежного сугроба.

Захватив с собою, ради безопасности, свои пистолеты, я улегся поблизости на снег и так здорово уснул, что продрал глаза только уже среди бела дня.

Каково же было мое изумление, когда я очутился на церковном дворе! Сначала я решил, что моей лошади и след простыл. Но вот я услыхал где-то наверху конское ржание. Поднимаю глаза и вижу: конь мой висит на поводу, привязанном к шпилю колокольни.

Тут я сообразил, в чем дело. Деревню за ночь совсем занесло снегом, потом погода резко переменилась. За время сна я незаметно опускался все ниже, по мере таяния снега, пока не достиг твердого грунта; а то, что я принял в темноте за сломанное деревце, торчавшее из сугроба, оказалось шпилем колокольни с флюгером, к нему-то и была привязана моя лошадь.

Не раздумывая долго, схватил я пистолет, выстрелил в ремень, на котором болталось бедное животное, и, благополучно получив его обратно в свое владение, продолжил путь.

Все шло хорошо, пока я не добрался до России, где зимою и вовсе не принято ездить верхом.

Мое правило – приспосабливаться к обычаям той страны, куда занесет меня судьба; поэтому я достал одноконные саночки и, повеселевший, покатил в Петербург.

* * *

Не могу припомнить, где именно случилось со мной одно происшествие: в Эстляндии или в Ингерманландии, знаю наверняка только, что дело происходило в дремучем лесу. За мною погнался страшный матерый волк. Побуждаемый жестоким зимним голодом, он вскоре настиг меня, и мне, казалось, уже не было спасения. Машинально бросился я ничком в сани, предоставляя лошади спасать нас обоих по ее разумению.

Тут случилось то, чего я смутно желал, не смея, однако, рассчитывать на такой счастливый исход.

Волк действительно не обратил никакого внимания на мое тощее тело, но, перепрыгнув через меня, яростно накинулся на лошадь, растерзал и моментально проглотил всю заднюю часть несчастного животного, которое продолжало мчаться во весь дух, вне себя от страха и боли.

Благополучно избегнув неминуемой гибели, я тихонько приподнял голову и с ужасом увидел, что голодный зверь все дальше и дальше вгрызается в свою добычу. Дав ему время поглубже зарыться во внутренности лошади, я огрел волка кнутом. Тот с перепугу рванулся что было мочи вперед; тогда труп лошади шлепнулся наземь, а волк очутился в ее шкуре и хомуте. Я же не переставал беспощадно хлестать его, и таким образом оба мы, здравы и невредимы, примчались стрелой в Петербург, совершенно против нашего обоюдного чаяния и к немалому изумлению встречных.

* * *

Не стану, милостивые государи, докучать вам пустой болтовней, описывая порядки в роскошной русской столице, процветание в ней наук и искусств и всякие ее достопримечательности, и того менее хотелось бы мне познакомить вас с интригами и забавными приключениями в избранном петербургском обществе, где, между прочим, принято, чтобы хозяйка дома, встречая гостя, непременно подносила ему рюмку водки из своих рук и громко чмокалась с ним.

Напротив, я намерен привлечь ваше внимание к более достойным и благородным предметам, таким, например, как собаки и лошади, до которых я всегда был страстным охотником, а кроме того, к лисицам, волкам и медведям, водящимся в России, как и всякая дичь, в таком совершеннейшем изобилии, о каком не имеют и понятия в иных странах.

Затем мы, наконец, перейдем к увеселительным поездкам, молодецким забавам и славным подвигам, украшающим дворянина получше обрывков тарабарщины, именуемой греческим языком и латынью, или разных благовонных изделий, коков да завитушек, придуманных французскими умниками и парикмахерами.

Поскольку я не мог немедленно поступить на службу в армию, то у меня оставалось около двух месяцев свободного времени, которое я волен был тратить в веселой компании, как и свои деньги, самым благороднейшим манером, прилично своему званию.

Ночи у нас проходили за игрою или кутежом при звоне полных рюмок.

Холодный климат России и нравы русской нации способствовали тому, что здесь бутылка заняла гораздо более почетное положение промеж общественных удовольствий, чем то, которое занимает она в нашей трезвой Германии. Немудрено, что я встречал среди русских истинных виртуозов по части благородного искусства выпивки. Однако все они и в подметки не годились одному седобородому генералу с медно-красным лицом, обедавшему обыкновенно с нами за общим столом.

Этот старик потерял в сражении с турками верхнюю часть черепа, поэтому, как только в нашем обществе оказывалось незнакомое лицо, он с самой задушевной обходительностью извинялся за то, что принужден сидеть за столом, не снимая шляпы. За обедом генерал имел привычку опорожнять по нескольку графинчиков водки, а под конец обычно запивал эту порцию бутылкой арака или же, смотря по обстоятельствам, удваивал ее. Тем не менее почтенный ветеран при этом нисколько не хмелел.

По-вашему, это выходит за всякие мыслимые рамки?

Извиняю вас, господа; я и сам долго терялся, не зная, чем объяснить такие странности, пока одна случайность не дала мне в руки ключ к этой любопытной загадке.

Дело в том, что наш собутыльник время от времени как будто машинально слегка приподнимал свою шляпу. Я нередко видел этот жест, не придавая ему, однако, никакого значения. Что лбу генерала становилось жарко, было так же естественно, как и то, что старик освежал голову.

Наконец мне удалось подметить, что вместе со шляпой он приподнимает и приделанную к ней серебряную пластинку, заменявшую ему оторванный верх черепа. При этом винные пары от выпитых им крепких напитков улетучивались, устремляясь легким облачком кверху.

Таким образом непонятное объяснилось.

Я сообщил об этом некоторым закадычным приятелям, предлагая подтвердить в тот же вечер свое диковинное открытие наглядным опытом.

С курительной трубкой в руке незаметно подкравшись сзади к старику, я выждал, пока он снимет шляпу, и тут с помощью клочка бумаги поджег поднимавшиеся винные пары.

Нам тотчас представилось небывалое и красивое зрелище. В один миг испарения над головой нашего героя превратились в столб пламени, а часть паров, остававшаяся над волосами старика, мгновенно вспыхнув, образовала вокруг головы голубое сияние в виде нимба.

Мой опыт, разумеется, не мог быть не замечен им; однако генерал не только не рассердился, но даже позволял нам с тех пор повторять эти проказы. Каждый раз, когда за нашим столом появлялся новый человек, мы спешили устроить для него это ошеломляющее зрелище, а желая придать последнему еще больше блеска, начинали наперебой предлагать генералу пари на бутылку арака, старались при этом нарочно проиграть ему и заставляли выпивать его одного все количество выигранного им вина.

Наконец ореол ветерана разросся до таких размеров, что его обладателю уже не стало больше места между простыми смертными. В один прекрасный день он покинул наш бренный мир, вероятно, с тем, чтобы переселиться в Валгаллу и пировать там среди героев, стяжавших бессмертие.

Приключение второе

Обхожу молчанием множество других веселых проказ, в которых, смотря по разным обстоятельствам, мы играли роль то действующих лиц, то зрителей. Теперь у меня на уме позабавить моих слушателей рассказом о несравненно более удивительных и интересных приключениях на охоте.

Было бы излишним упоминать о том, что я больше всего любил водить компанию с людьми, питавшими пристрастие к благородной охотничьей забаве и знавшими в ней толк. Постоянная смена впечатлений, доставляемых охотою, а также необычайное счастье, сопутствовавшее мне в моих охотничьих похождениях, делают эти воспоминания о временах моей молодости исключительно интересными.

Однажды поутру, выглянув из окошка своей спальни, я так и ахнул: расположенный по соседству большой пруд был весь усеян дикими утками.

Схватил я, не теряя ни мгновения, ружье, стоявшее тут же, в углу, и до того стремительно сбежал с лестницы, что треснулся лицом о дверной косяк. Из глаз у меня посыпались искры, однако мешкать было нельзя.

Добежав до пруда на расстояние выстрела, я уже хотел прицелиться, как вдруг, к своему отчаянию, убедился, что от моего ружья при жестоком ударе об дверь отскочил кремень.

Что оставалось мне делать? Терять время было невозможно. К счастью, я вспомнил, что происходило только что с моими глазами. Проворно взведя курок, я прицелился в заманчивую дичь и саданул кулаком по своему глазу. От сильного удара из него опять полетели искры, порох воспламенился, грянул выстрел, и я положил на месте пять пар уток, четырех хохлаток и двух лысух.

* * *

Присутствие духа – главное в молодецком удальстве. Солдаты и мореходы часто бывали обязаны ему своим спасением, однако и охотников выручает оно сплошь и рядом.

Вспоминаю я, как однажды, бродя по берегу озера, опять увидал с полсотни диких уток, которые были на этот раз рассеяны на таком обширном пространстве, что никак нельзя было рассчитывать положить одним выстрелом более двух-трех. На беду, в моем ружье оставался последний заряд; между тем у меня явилось непреодолимое желание унести домой непременно всю прилетевшую на озеро дичь, так как я ожидал к обеду довольно большое и приятное общество.

Вдруг мне пришла в голову счастливая мысль. В моей охотничьей сумке уцелел кусочек ветчинного сала – остаток взятой из дома провизии. Я взял собачью сворку, рассучил ее, чтобы сделать возможно длиннее, и привязал к концу кусочек сала.

Спрятавшись в прибрежном тростнике, я закинул в воду свою нехитрую приманку и стал ждать.

Вскоре, к моей радости, она была замечена одною из уток. Птица поспешно поплыла к ней и жадно проглотила это лакомое угощенье. Прочие утки бросились следом за первой.

Скользкое сало чрезвычайно быстро прошло по всем внутренностям утки и, выйдя из нее с другого конца, снова очутилось в воде, где было вторично проглочено другой, потом третьей птицей и так далее всеми поочередно до самой последней.

В каких-нибудь несколько минут моя приманка совершила путешествие по внутренностям всех уток, причем веревочка, к счастью, не оборвалась и птицы (все до одной!) оказались нанизанными на ней, точно бусы.

И вот теперь, преспокойно вытащив на берег мою незамысловатую снасть с пойманной дичью, я весь обмотался ею, после чего двинулся к своему дому.

Шел-шел и устал. Путь неблизкий, а тащить такое множество добычи становилось мне не под силу, и я уже начал сожалеть о своей ненасытности. Но тут стесняющая меня ноша принесла мне громадное облегчение. Все утки оставались еще живы! Оправившись немного от испуга и недоумения, они вдруг захлопали крыльями и попытались взмыть в небо.

Всякий другой на моем месте растерялся бы; я же воспользовался таким неожиданным оборотом дела и, поднявшись над землею, стал действовать в воздушном пространстве полами своего камзола как веслом, чтобы устремить полет к своему жилищу. Когда уже летели над ним, я, чтобы спуститься на землю, торопясь, стал поочередно сворачивать шеи моим уткам. Эта операция представляла немалое затруднение, потому что я был принужден начать с самой передней, и если моя отчаянная попытка удалась, то лишь благодаря смелым кувырканьям в воздухе, которые я повторял столько раз, сколько было у меня птиц. Свернув шею последней утке, я медленно спустился в печную трубу и шлепнулся прямо на кухонный очаг, который, к большому счастью для меня, не был еще растоплен.

Трудно описать переполох, вызванный в кухне моим появлением таким не совсем обычным манером. Однако испуг кухонной челяди перешел в радость, когда прислуга, кроме своего господина, увидала еще и его богатую добычу, обещавшую изобильное угощение гостям и домочадцам.

* * *

Похожий случай вышел у меня и со стаей куропаток.

Я отправился на охоту опробовать новое ружье и уже расстрелял весь запас дроби, как вдруг, уже и не надеясь, увидал снявшуюся с места стаю куропаток. Желание добыть несколько из них в тот же вечер к своему столу подсказало мне одно замечательное средство, к которому я советую прибегать и вам, господа, при подобных обстоятельствах.

Подметив, куда опустилась дичь, я скорехонько зарядил ружье вместо свинца шомполом, конец которого заострил на скорую руку. После того я пошел на куропаток и выстрелил по ним в тот миг, когда они вспорхнули. Всего в нескольких шагах от меня мой шомпол опустился на землю с нанизанными на нем семью птицами, которые, должно быть, немало удивились, очутившись так внезапно на самодельном вертеле.

Недаром говорится: «На Бога надейся, а сам не плошай». Но чудо еще не довершилось. Подняв с земли пронзенных птиц, я только хотел запрятать их в свою охотничью сумку, как вдруг заметил, что они оказались уже изжаренными на шомполе, раскалившемся докрасна при выстреле. Перья с них опали, а мясо так аппетитно зарумянилось, что оставалось только положить их на блюдо и подавать на стол. При этом дичь приобрела особый пикантный привкус, который нравится утонченному гурману.

Другой раз попалась мне в одном из дремучих лесов России великолепная чернобурая лисица. Было бы жаль испортить ее драгоценный мех, пробив его пулей или зарядом дроби. Кумушка-лиса стояла, прижавшись к дереву.

В один миг я вытащил пулю из моего ружья, заменил ее крупным плотничьим гвоздем, выстрелил и попал так метко, что пригвоздил пушистый хвост красивого зверя к древесному стволу. После того, спокойно подойдя к лисице, я взял свой охотничий нож, рассек ей крест-накрест кожу на морде и давай хлестать животное нагайкой. Лиса скорехонько выскочила из своей шкуры да и была такова. Я же вернулся домой с богатым трофеем.

* * *

Случай и удача нередко исправляют наши промахи; в этом я убедился вскоре после рассказанного происшествия.

Однажды увидал я в лесной чаще детеныша кабана, за которым бежала его матка. Выстрелив по ним, я, к сожалению, промахнулся. Только смотрю: что за чудо? После выстрела детеныш улепетывает что есть духу, а матка же стоит на месте как вкопанная.

Подойдя ближе, я присмотрелся к ней и убедился, что она ослепла от старости, почему и держалась зубами за хвост поросенка, служившего ей проводником – в исполнение сыновнего долга. Свинья бежала за ним, когда пуля, пролетевшая так благополучно для них и так неудачно для меня – между маткой и детенышем, перебила эту живую привязь. Обратившийся в бегство раненый поросенок-поводырь перестал тянуть за собою свинью, и она, естественно, остановилась в недоумении, не выпуская из пасти остатка отстреленного поросячьего хвоста. Недолго думая, я ухватился за этот кончик и преспокойно повел слепую кабанью самку к себе домой – без малейшего сопротивления со стороны беспомощного старого животного.

* * *

Как ни страшны дикие свиньи, вепри куда как свирепее и опаснее их.

Однажды я, не готовый ни к нападению, ни к защите, наткнулся нежданно-негаданно в лесу на матерого вепря. Едва-едва удалось мне скрыться от него за могучим дубом. Тогда разъяренное животное, думая поразить меня, ударило с такой силой по древесному стволу, что его клыки глубоко вонзились в дерево и застряли в нем.

«Погоди же ты, – подумал я, – теперь тебе не вырваться».

Схватив камень, я принялся заколачивать им клыки вепря еще глубже в твердый дуб. Как ни рвался зверь от боли и бешенства, его отчаянные усилия ни к чему не привели. И пришлось этому супостату волей-неволей дожидаться моего возвращения из соседней деревни, куда я сбегал за веревками и телегой, чтобы привезти его живьем к себе домой, что и ухитрился сделать без особенных затруднений.

* * *

Конечно, милостивые государи, вы слыхали о святом Губерте – храбром покровителе охотников и стрелков, – а также о благородном олене, который явился ему в лесу со святым крестом между рогами?

Каждый год в удалой компании усердно воздавал я честь и хвалу охотничьему патрону и сто раз видывал священного оленя либо нарисованным в церквах, либо вышитым на гербах рыцарей. Блюдя правила чести и совести доброго охотника, едва ли сумею сказать определенно, водились только прежде такие олени с крестами или же они существуют и в наши дни. А только вот что вышло однажды со мною самим.

Когда на охоте расстрелял я все свои заряды, вдруг передо мной точно вырос из-под земли чудесный олень. Стоит и смотрит на меня, да так смело, словно знает, что мой патронташ и дробница совершенно пустехоньки.

Невмоготу мне стало: зарядил я ружье одним порохом, a вместо дроби присыпал к нему горсть вишневых косточек, которые добыл тут же, наскоро сорвав немного вишен и очистив мякоть. Этим зарядом я выстрелил по оленю и угодил ему прямо в макушку между рогами.

На один миг он был оглушен – пошатнулся, упал, однако вскочил и – давай Бог ноги.

Год или два спустя охотился я в том же лесу; вдруг – что бы вы думали? – откуда ни возьмись статный олень, а у него между рогами чудесное вишневое дерево, этак повыше десяти футов. Я тотчас припомнил свое давнишнее приключение, и так как еще с того дня считал это животное своей собственностью, то и уложил его метким выстрелом.

Таким образом в придачу к жаркому получился и замечательный десерт, потому что дерево было сплошь усеяно румяными вишнями, вкуснее которых я не пробовал до той поры.

Да, государи мои, как знать, пожалуй, какой-нибудь пылкий преподобный Немврод – настоятель монастыря или епископ, страстный любитель охоты, – вот на такой же манер украсил крестом между рогами оленя святого Губерта! Ведь духовные особы искони славились искусством по части украшения чужих лбов, да и теперь усердно поддерживают эту славу. А добрый охотник в горячую минуту не разбирает ничего и ни перед чем не останавливается, лишь бы не упустить из рук лакомой добычи. Сужу по себе, потому что сам не раз подвергался соблазнам подобного рода. А в какие попадал я передряги, так уму непостижимо!

Например, как вам понравится вот хоть бы такой казус?

Однажды, в бытность мою в Польше, я, охотясь, был застигнут в лесу вечерними сумерками. Беда: ни света Божьего на небе, ни пороху в пороховнице! Повернул я восвояси, как вдруг валит из лесной чащи страшенный медведь с разинутой пастью, и прямо на меня.

Напрасно обшаривал я проворными пальцами свои карманы в надежде нащупать остатки пороха и свинца. Мне попались под руку только два ружейных кремня, которые обыкновенно охотники берут про запас. Схватив один из этих кремней, я со всего размаха швырнул его в разинутую пасть медведя с такой силой и ловкостью, что камешек проскочил в самую глотку.

Не особенно довольный моим угощением, мишка повернул налево кругом, став на четвереньки задом ко мне, чем я и воспользовался, чтобы всадить ему второй кремень с другого конца. Пущенный не менее ловко, камешек не только попал по своему назначению, но в просторном пузе медведя еще и стукнулся что было мочи о первый. Раздался оглушительный треск, сверкнул огонь, и зверя моментально разорвало на части.

Говорят, искусный аргумент a posteriore , приведенный кстати, да еще вдобавок столкнувшийся хорошенько с аргументом a priori , разносил без остатка с не меньшим успехом иных свирепых ученых и философов с медвежьими повадками. Что же касается меня, то хотя на этот раз я остался здрав и невредим, однако не желал бы проделать вторично такой же штуки или столкнуться опять с медведем, не имея в запасе иных средств обороны.

Маленький старичок, сидящий у камина, рассказывающий истории, абсурдные и невероятно интересные, очень веселые и «правдивые»... Кажется, пройдет немного времени, и сам читатель решит, что возможно вытянуть самого себя из болота, ухватившись за волосы, вывернуть наизнанку волка, обнаружить половину коня, которая пьет тонны воды и никак не может утолить свою жажду.

Знакомые сюжеты, не правда ли? О бароне Мюнхгаузене слышали все. Даже люди, которые не очень ладят с изящной словесностью, благодаря кинематографу смогут с ходу перечислить пару фантастических историй о нем. Другой вопрос: "Кто написал сказку «Приключения барона Мюнхаузена»?" Увы, имя Рудольфа Распе известно далеко не всем. Да и является ли он подлинным создателем персонажа? Литературоведы до сих пор находят в себе силы спорить на эту тему. Однако обо всем по порядку.

Кто написал книгу «Приключения барона Мюнхаузена»?

Год рождения будущего писателя - 1736-й. Его отец был чиновником и по совместительству горняком, а также отъявленным любителем полезных ископаемых. Это объясняло, почему свои ранние годы Распе провел около рудников. Вскоре он получил базовое образование, которое продолжил в Геттингенском университете. Сначала его занимало право, а потом захватили естественные науки. Таким образом, ничего не указывало на его будущее увлечение - филологию, и не предвещало, что он будет тем, кто написал «Приключения барона Мюнхаузена».

Дальнейшие годы

По возвращении в родной город он выбирает себе деятельность писаря, а затем работает секретарем в библиотеке. В качестве издателя Распе дебютировал в 1764 году, предложив миру сочинения Лейбница, которые, кстати, были посвящены будущему прототипу «Приключений». Примерно в то же время пишет роман «Хермин и Гунильда», становится профессором и получает должность смотрителя антикварного кабинета. Путешествует по Вестфалии в поисках старинных рукописей, а потом редких вещей для коллекции (увы, не своей собственной). Последнее Распе доверили с учетом его солидного авторитета, опыта. И, как оказалось, зря! Тот, кто написал «Приключения барона Мюнхаузена», был не очень состоятельным человеком, даже бедным, что заставило пойти на преступление и распродать часть коллекции. Впрочем, Распе удалось избежать наказания, но каким образом это произошло, сказать трудно. Говорят, пришедшие арестовать мужчину заслушались и, очарованные его даром рассказчика, позволили бежать. Это неудивительно, ведь они столкнулись с самим Распе - тем, кто написал «Приключения барона Мюнхаузена»! Разве могло быть иначе?

Появление сказки

Истории, перипетии, связанные с изданием этой сказки, на самом деле оказываются не менее интересными, нежели приключения ее главного героя. В 1781 году в «Путеводителе для веселых людей» встречаются первые рассказы с неунывающим и всесильным старичком. Было неизвестно, кто написал «Приключения барона Мюнхаузена». Автор счел нужным остаться в тени. Именно эти истории Распе взял за основу для собственного произведения, которое было объединено фигурой рассказчика, обладало цельностью и законченностью (в отличие от предыдущего варианта). Сказки писались на английском языке, да и ситуации, в которых действовал главный герой, обладали чисто английским колоритом, были связаны с морем. Сама же книга задумывалась как некое назидание, направленное против лжи.

Затем сказку перевели на немецкий язык (это сделал поэт Готфрид Бюргер), дополнив и изменив предшествующий текст. Причем правки были настолько существенными, что в серьезных академических изданиях в списке тех, кто написал «Приключения барона Мюнхаузена», значатся две фамилии - Распе и Бюргер.

Прототип

Неунывающий барон имел реально существовавшего прототипа. Звали его, как и литературного персонажа, - Мюнхгаузен. К слову сказать, проблема передачи этой осталась нерешенной. ввел в обиход вариант "Мюнхаузен", однако в современных изданиях в фамилию героя вписали букву «г».

Реальный барон, будучи уже в почтенном возрасте, любил рассказывать о своих охотничьих приключениях в России. Слушатели вспоминали, что в такие моменты лицо рассказчика оживлялось, сам он начинал жестикулировать, после чего от этого правдивого человека можно было услышать невероятные истории. Они стали набирать популярность и даже выходить в печать. Разумеется, необходимая доля анонимности была соблюдена, однако люди, близко знавшие барона, понимали, кто является прототипом этих милых историй.

Последние годы и смерть

В 1794 году писатель пытается заложить в Ирландии шахту, однако осуществиться этим планам помешала смерть. Значение Распе для дальнейшего развития литературы велико. Помимо изобретения персонажа, ставшего уже классическим, практически заново (с учетом всех подробностей создания сказки, о которых было сказано выше), Распе обратил внимание современников на древнюю германскую поэзию. Он также одним из первых почувствовал, что «Песни Оссиана» - подделка, хоть и не отрицал их культурного значения.